Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Не знаю, - с сомнением ответил стражник. – Кто здесь может помочь? Все решит великий Амон…
– Скажи! – воскликнула Тамит.
Он кивнул и не ответил. Может, просто чтобы она замолчала – а может, и вправду скажет?
Тамит не знала, сколько просидела здесь – не притрагиваясь к пище, захолодав, как мертвая, то плача, то молясь; потом она впала в оцепенение.
Ей показалось, что к ней снизошла богиня – настолько чудесным было это явление… Прекрасная госпожа, облаченная в чистейший белый
Ка-Нейт быстро приблизилась к сжавшейся на соломе Тамит, и женщину окутало облако благовоний. Прикосновение госпожи было ласковым и утешающим, в глазах любовь и огромная жалость…
– Что ты делаешь здесь, госпожа? – спросила Тамит, поднимаясь. В глазах потемнело, ноги и спину свело. Ни слова, ни движение не показывали ее изумления; но изумление Тамит было слишком большим, чтобы выразить его словами – как эта госпожа вошла сюда? Кто ее… допустил? Кто допустил, чтобы она соприкоснулась с такой грязью, как Тамит?
– Что ты делаешь здесь? – прошептала женщина.
Ка-Нейт огляделась.
– Нет, - воскликнула она с неожиданным гневом, - это что ты делаешь здесь? Ты женщина, подобная мне, в таком же положении! Неслыханно, чтобы женщину, носящую дитя, держали в таком месте!
Тамит была равнодушна к своему окружению; но от слов Ка-Нейт ее с нечесаной головы до босых грязных ног окатила волна ужаса.
– Мой муж… - прошептала она. – Мой Хепри… Госпожа, его каз…
Она опустилась к ногам Ка-Нейт – даже плакать не могла, ей сдавило горло. Мысль, что это так любящее ее существо убьют, была непереносима… непереносима. Она тогда умрет сама.
– Я знаю, - с глубоким состраданием сказала Ка-Нейт.
Неужели эту женщину могли называть жестокой и служащей одной себе! Все такие люди раскаялись бы, если бы увидели ее сейчас, подумала Ка-Нейт.
– Пойдем, - сказала госпожа, без тени отвращения поднимая Тамит – ужасно грязную и, должно быть, смердящую – под руку.
– Куда? – оторопело спросила Тамит.
– Сейчас тебя отведут в твой дом, - сказала Ка-Нейт. – Никто не отнял его у тебя. Ты будешь пока содержаться под стражей, но тебе отдадут твою старую кухарку, которая нашла прибежище у меня, и твою личную служанку, ее привезли из Коптоса.
– А как мой муж? – взвизгнула Тамит, из всей этой речи понявшая только, что ее уведут, а Хепри оставят здесь.
– Он останется здесь, - сказала госпожа.
Она сдвинула черные тонко очерченные брови – скорбная складочка появилась между ними; отвела глаза. Богиня Ка-Нейт была не всесильна.
Тамит открыла было рот, чтобы выкрикнуть, что никуда не пойдет, но положила руки на живот и замолчала. Это очень неразумно.
Она покорно последовала за госпожой, в благоуханном облаке ее милости – ее спасут, но ее Хепри умрет… Умрет… Этого не может быть, мир тогда рухнет!
Нет, мир не рухнет, он не гибнет из-за смертей каких-то слуг.
Тамит
Вдохнула чистый воздух.
Ее даже почти не задели враждебные и брезгливые взгляды жрецов и стражников… она наслаждалась свободой. Мысль о том, кто остался внизу, в темноте, холоде и грязи, была слишком тяжела, и Тамит откинула ее.
Госпожа Ка-Нейт не обманула – Тамит вернули домой, и уже через час после выхода из тюрьмы ее выкупала ее верная девушка, кажется, единственная из слуг, кто испытывал к Тамит привязанность. Потом ее накормили; но когда Тамит вышла в сад, ей преградил дорогу стражник.
Это заставило ее тут же забыть радости, которые ей вернули, и вспомнить то, без чего она не вынесет жизни… любовь.
Тамит молилась, чтобы ее мужа сохранили для нее, но слова не выговаривались, губы не открывались. Она знала, что есть преступления, которые перед богами не искупаются ничем.
Наступила ночь.
Тамит сидела на крыше – заметив, что она поднялась на крышу, стражник взбежал следом и попытался стащить ее оттуда, может быть, опасаясь, что женщина попытается убить себя, кинувшись вниз; но Тамит мотнула головой и села к ногам охранника. Тот в растерянности отпустил ее руку, не решаясь сволакивать беременную женщину как мешок, ему оставалось только это…
– Уйди, - сказала Тамит, не глядя на него, и он ушел.
Теперь она сидела, бесчувственным телом здесь, а душою в тюрьме, со своим несчастным мучеником-мужем, которого никому не жаль, кроме нее… А может, кому-то и жаль. Но такие никогда этого не покажут – здесь, в Та Кемет, где отверженные и проклятые истинно отвержены и прокляты.
Тамит сидела, окутанная мягкой ночью; кричала в темноте охотница-сова, доносился отдаленный лай сторожевых псов… ветер гладил темно-зеленые кроны кипарисов в усадьбе напротив… скоро, может быть, уже завтра, Хепри убьют, и вся эта жизнь ничуть не потускнеет без него, как будто он никогда и не жил на свете. Как такое может быть? Как такое может быть справедливостью?
Женщина положила руку на живот. Должно быть, ей следует утешиться тем, что у нее будет ребенок… но как это может утешить? Как ребенок может заменить мужчину, который любит?
Тамит казалась совершенно безучастной, но на самом деле вся, с головы до ног, кипела и жила ненавистью. Она разорвала бы сейчас на куски любого, кто приступил бы к ней со словами успокоения. Но такого не найдется.
Тамит ждет презрение до конца жизни… иногда ей хотелось, чтобы эту жизнь прекратили прямо сейчас, ее и ее ребенка, чтобы ему не мучиться, как ей, не жить согнувшись под бременем позора, который навлекли на себя его родители. Хотя сейчас Тамит почти не заботил этот ребенок. Пусть бы его не было вообще.