Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
– Хепри, - сказала Тамит.
Писец поднял удивленные глаза. Увидел красивую, но совсем не богато одетую женщину.
– Дерзко, - сказал он. – Нежелательно.
– Пиши как сказано, - ответила Тамит с улыбкой. – Имя моего сына – Хепри.
Писец покачал головой; кисть побежала по папирусу, выводя священные знаки, и среди них заветного жучка-скарабея.
– Имя отца и матери? Должность отца?
– Мать – Тамит, - сказала женщина. – Я. Отец – Хепри, бывший младший жрец Амона в Опете Амона.
Писец приготовился продолжать,
– Хепри, бывший жрец Амона? – выговорил молодой человек и вдруг побледнел. А, понял, что сделал – нарушил постановление священного суда… Ведь имя этого человека запрещено произносить! Ах вы, трусы и рабы!
– Я не… - начал писец, но тут вмешался стражник.
– Делай как велено. Есть разрешение.
Писец беспомощно посмотрел на него, потом на Тамит, потом покорно согнулся над папирусом. Закончив запись, он взглянул на посетителей – бледный, увядший, ожидающий кары. Пусть побоится – каждый должен бояться в этой стране, подумала Тамит. Они отошли от писца, даже не ободрив его кивком.
Тамит уже пробиралась к выходу, лавируя между степенными книжниками, как вдруг ее охранник остановился и остановил ее, схватив за рукав.
– С дороги! – понизив голос, приказал он.
– Ты мне? – обернулась к нему Тамит. И тут увидела, кто идет, и сама проворно отскочила и низко склонилась…
– Тамит? – спросил нежный голос. Конечно, госпожа Ка-Нейт не прошла мимо. Она шла налегке, в прекрасном алом платье и золотистой накидке. А за нею следовала почти такая же нарядная женщина с хорошеньким ребенком на руках – но не мать. Тамит не представляла, чтобы эта женщина могла быть чьей-то матерью.
Мерит-Хатхор чуть не убила ее взглядом. Но, к счастью, это невозможно было сделать…
Тамит сладко улыбнулась приближенной госпожи и спросила Ка-Нейт:
– Это твое дитя, дорогая госпожа? Девочка?
– Да, - немного встревоженно ответила Ка-Нейт. – Меритамон, я пришла записать ее… А это – твой сын?
Тамит кивнула, став торжественной и печальной.
– Да, госпожа, Хепри.
– О, - Ка-Нейт перестала улыбаться. – Понимаю.
Она одарила Тамит сочувственным взглядом - все понимающим и все прощающим.
– Он никогда не увидит своего отца, - пробормотала Тамит, и сердце вдруг сжалось от настоящей острой боли. Это правда. О, будьте же вы прокляты, все мучители и губители – и ты, Ка-Нейт, среди них, рождающая и воспитывающая новых мучителей!
– Бедная женщина, - сказала Ка-Нейт. – Если бы только я могла облегчить твое положение…
Тамит покачала головой.
– Меня держат под стражей, госпожа, - сказала она. – Ты сама видишь. Должно быть, я заслужила, хотя грустно сознавать, что мое дитя растет в тюрьме.
– Ах, бесстыдница, - не выдержала за спиной госпожи Мерит-Хатхор.
– Помолчи, - сказала Ка-Нейт и хотела ответить
– Пошла вон, - сказала Мерит-Хатхор. – Если я еще раз увижу тебя рядом с госпожой или услышу, как ты смеешь ей жаловаться, сверну тебе шею. Поняла?
– За убийство казнят, - прошептала Тамит, распахивая глаза в притворном изумлении и испуге. Хотя она действительно испугалась – в устах этой женщины такие слова были никак не пустой угрозой.
– Казнят за убийство людей, - ответила Мерит-Хатхор. – Идем, госпожа.
Ка-Нейт не посмела возразить, и обе знатные женщины прошли мимо Тамит. Та усмехнулась, наслаждаясь этой схваткой между ними – сколько она сказала о борьбе за власть в доме Ка-Нейт! – но больше Тамит чувствовала ненависть. Она даже не понимала иногда, кто ей больше ненавистен – Ка-Нейт или эта медная Мерит-Хатхор.
Высшим счастьем было бы убить обеих. О, как бы мучился верховный жрец, потеряв свой прекрасный цветок… непоправимое, неизгладимое горе. Тамит понимала, что это такое – а ведь сердца мужчин нежнее женских, хотя они сами и сильней…
Тамит иногда думала, что даже с радостью умерла бы, если бы смогла осуществить свою месть. Лишить жизни одного или нескольких своих мучителей – а близких этих людей счастья. Как они лишили счастья ее.
Но Тамит смотрела на ребенка в своих объятиях и думала, что ей нельзя умирать. Она должна вырастить его… защитить. Что ж, у нее есть для этого время и средства – ее охраняет и кормит храм Амона, жрецы сами приговорили себя к этому.
Тамит будет ждать.
Она умеет ждать – и пока ей больше ничего не остается.
Бедный мой возлюбленный, шептала она, сидя у окна в своей спальне и глядя на личико спящего ребенка. Тамит не могла найти в нем черты мужа – наверное, он пошел в кого-то из его предков… Но даже если бы и нашла, это бы ее не утешило. Того, что она потеряла, ничем нельзя восполнить.
Тамит ничем не поможет своему утраченному возлюбленному – но может порадовать его дух… заставив плакать врагов. Если ей дадут время, она выстроит такой план, что никто не заподозрит ее. Тамит знала цену своему уму и хитрости.
“Неужели ты думаешь, госпожа Ка-Нейт, что доброта может искупить то, что ты сделала мне? Неужели ты столь глупа, что думаешь, будто все прощается? Ты бы простила – если бы тебе сделали то, что мне?”
Ка-Нейт никогда даже не вообразит, что испытала Тамит.
Хотя почему же – никогда?
Когда-нибудь не только вообразит, но и испытает на себе.
Через неделю после встречи с госпожою Тамит передали о послаблении, которое делалось ей – ей можно было гулять с ребенком по городу в сопровождении стражи. Пока. Потом, может быть, надзор за нею ослабят – если Тамит будет вести себя хорошо.