Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Она замолчала. Даже – родителей, подумала Мерит-Хатхор. Так и должно быть.
Ка-Нейт еще раз улыбнулась ей и пошла на кухню – следить, как будут готовить ужин. Она не знала, когда сегодня вернется ее супруг, но всегда была готова к его приходу.
Неб-Амон вернулся раньше обычного, и тут же распорядился, чтобы ужин подали в покои Ка-Нейт – он хотел быть с ней, как всегда, когда был свободен.
Он устал, но ел мало – больше смотрел, как ест жена. А она глядела на его прекрасное стареющее лицо – особенно сейчас, в свете
– Много ли тайн хранит Амон, мой господин? – спросила она.
Она знала, что не получит ответа на этот вопрос. Но Неб-Амон вдруг улыбнулся, поднялся и подсел к ней. Потом взял ее к себе на колени, словно дочь.
– Много, - сказал он, гладя ее по волосам. – Тайны исцеления тела и духа, тайны судеб людей… божественные знания… Амон – творец богов, поднявший небо и утвердивший землю, владыка бесконечности.* Это – тот, кто рек слово, и воссуществовало сущее…
– И ты хранишь эти тайны? – спросила Ка-Нейт, глядя ему в глаза, точно он сам был Амоном.
– Мы, - негромко поправил Неб-Амон. – Мы, избранные богом.
И вдруг Ка-Нейт высвободилась из его объятий, повернулась к мужу и обхватила его за шею, глядя в глаза с настойчивым вопросом:
– Неужели все среди вас так же достойны, как и ты? Я знаю, сколько существует жрецов, очень много - неужели все они избраны богом и соответствуют своему положению?
Она говорила непривычно горячо; Неб-Амон изумленно слушал. Наконец прервал жестом поток ее слов. Он понял, что ее тревожило.
– Все занятия на нашей земле от богов, - тихо сказал жрец. – И среди людей всех занятий есть те, кто их недостоин. Но боги видят таких и отвергают их.
– В самом деле? – тихо спросила Ка-Нейт.
Неб-Амон кивнул.
– Боги действуют всегда и во всем, хотя чаще всего имеют руки на земле, - сказал он. – Тех, кто претворяет в жизнь их волю.
Он помолчал, потом негромко прибавил:
– Но бывает, что боги изъявляют свою волю сами. Мы, именно мы, их слуги, - свидетели этого, ибо именно нам эта воля открывается.
***
В день выхода Амона Нечерхет намеревался отправиться на праздник один – хотя праздником это действо было для всех, кроме жрецов. Для них Опет был обязанностью, и обязанностью нелегкою; даже Тамит знала, сколько времени они проводят на жарком солнце, выполняя такие сложные ритуалы, что у нее даже в домашней прохладе не хватило бы на них ни памяти, ни терпения.
Ее любовник проснулся, когда еще не рассвело, и хотел уйти - даже ускользнуть от Тамит; но девушка уже смотрела на него.
– Возьми меня с собой… господин, - сладко попросила она.
Нечерхет вздрогнул.
– Нельзя!
– Я хочу пойти со всеми жителями города – и посмотреть на тебя, - сказала Тамит. –
Нечерхет вздохнул. Он давно уже понял, что помимо красоты в этой женщине кроется много такого, чего он предпочел бы не иметь – но ведь нельзя иметь только то, что хочешь, не так ли?
– Пойдем, - согласился он. – Только поспеши, я должен скоро быть в храме, когда начнется церемония.
Тамит улыбнулась, встала и поцеловала его.
– Я не заставлю тебя ждать, - сказала она.
И в самом деле, девушка собралась быстро – надела белое платье и скромное ожерелье, перехватила голову лентой и появилась перед своим покровителем.
– Я готова, - сказала она.
Нечерхет кивнул, тронул ее за руку и прошел вперед; Тамит скромно засеменила за ним. Она улыбнулась и пощупала хрустящую драгоценность, спрятанную на животе под платьем – два куска папируса с несколькими словами, которые должны были решить ее судьбу. Кто бы ни направлял гадательную барку сегодня, Амон ли, Нечерхет ли, или же Амон руками Нечерхета – сегодня исполнится желание Тамит.
Она сама написала обе записки – она, теперь владеющая священным искусством письма. Нечерхет научил ее этому к своему благу… или же ко злу?
Они вышли из дома – строгие и значительные, похожие не на влюбленную пару, а на двух жрецов. Тамит против воли начала бояться, и ей большого труда стоило это скрывать. А вдруг… ее разоблачат?
Хотя что здесь разоблачать – разве не пользуется она своим правом узнать свою судьбу, как все в городе?
На площади перед храмом Нечерхет улыбнулся ей и, еще раз коснувшись руки подруги, оставил ее.
***
Ка-Нейт захотела пойти на праздник, хотя Мерит-Хатхор удерживала ее: часы на солнцепеке будут вредны для носящей дитя.
Вопреки словам наперсницы, Ка-Нейт отправилась, чтобы увидеть совершенство Амона – а более, чтобы увидеть великого ясновидца во время его служения.
Мерит-Хатхор отправилась с нею. Их сопровождал слуга, который держал зонт над беременной госпожой. Они взяли лодку и поднялись по реке, которая подступила к самой дороге, охраняемой сфинксами – той, которою Ка-Нейт дважды ходила, чтобы молить бога о любви верховного жреца.
Опет Амона сиял в лучах утреннего солнца, подобно звезде. Сверкающую реку наводнили лодки и плоты – многие собирались смотреть на праздник с реки.
У гранитной набережной стояла группа судов, привлекавших все взоры.
Они были гораздо крупнее обычных речных судов; Мерит-Хатхор, прикинув, в изумлении сочла, что они должны быть не менее ста тридцати локтей в длину. Они были позлащены и сверкали в свете утреннего солнца. Их борта, как храмовые стены, были украшены резьбою, изображавшей фараона, который совершал обряды для Амона. На палубах возвышались каюты под навесами. Перед каждым плавучим домом, как перед настоящим домом бога, стояли обелиски. Мачты кораблей украшали ленты.