Цветок моего сердца. Древний Египет, эпоха Рамсеса II
Шрифт:
Неб-Амон взял жену за плечо и показал рукой в сторону горного кряжа, тянувшегося по ближнюю к реке сторону города.
– Вот там – гробницы, - сказал он. – Но твоя сооружается под землей, для большей сохранности. Моя также под землей.
Обычно путь до города жрец проделывал пешком или в колеснице, но сегодня им подали носилки. Ради Ка-Нейт. Она была так подавлена видом Запада, что Неб-Амону даже захотелось скрыть все это от нее, пока было возможно. Жена молча села в носилки, и он сел к ней, взяв ее за руку.
Остальные слуги пошли пешком, рядом. Ка-Нейт
Невозможно, даже в мыслях.
Ка-Нейт с огорчением подумала о раскаленном камне и тонких сандалиях Мерит-Хатхор, но ничего поделать было нельзя.
Они ехали, прижавшись друг к другу и крепко держась за руки, и жрецу вдруг стало жаль разрывать эту близость. Неб-Амон подумал, что сейчас выйдет из носилок и перестанет быть тем, кто он сейчас – супругом, возлюбленным… и станет тем, кто он есть для всей Та Кемет.
Могущественный князь, первый пророк Амона… ведающий тайны жизни и смерти. Тот, перед кем благоговеет вся страна.
Сейчас ему хотелось только благоговения вот этой женщины, самой прекрасной и желанной на земле.
Носилки остановились.
Заглянул неизменный слуга Неб-Амона со словами, что они прибыли. Жрец жестом удалил его, потом пожал руку Ка-Нейт и с улыбкой взглянул в глаза.
– Пора выходить.
Она кивнула и безропотно поднялась. Хотя ей уже совсем не хотелось делать то, зачем они прибыли; Неб-Амон вдруг подумал, что она попросилась с ним только затем, чтобы доставить ему удовольствие.
Он помог ей выбраться из носилок и на мгновение задержал, обвив рукой ее талию; потом повел вперед, положив руку на плечо. Они были уже в городе – и в самом деле напоминавшем какое-то зловещее поселение, потому что здесь трудились рабочие в одних набедренных повязках, под началом старших и надсмотрщиков: как муравьи среди каменных глыб и песка. Верховного жреца почти сразу же заметили; покрытые потом и пылью рабочие, ломавшие камень, вскочили и поклонились.
Кланяясь еще ниже, навстречу спешил старший рабочий, докладывать о том, что было сделано сегодня.
– Погоди, - сказал Неб-Амон. – Здесь госпожа Ка-Нейт, моя супруга.
Рабочий, щурясь, взглянул на госпожу, и, точно не смея дольше разглядывать ее красоту, низко поклонился.
– Я хочу, чтобы ты показал ей, где ее дом, - сказал великий ясновидец.
Слуга низко поклонился.
– Сюда, госпожа, - позвал он, по-прежнему не смея глядеть на красавицу, принадлежащую его господину.
Ка-Нейт, с боязливо сжимающимся сердцем, вместе с мужем приблизилась к вершине лестницы, уходившей под землю. Они остановились.
Верная Мерит-Хатхор неподвижно стояла за спиной господ.
– Вот здесь, - приглушенным голосом сказал Неб-Амон, указывая вниз, в темноту; Ка-Нейт вздрогнула под его рукой.
– Здесь будет дверь, - сказал жрец. – Далее – преддверие гробницы,
Ка-Нейт несколько мгновений – бледная, со вздрагивающими губами - смотрела вниз, потом пошатнулась и припала к мужу, отвернувшись от страшной картины.
– Спасибо, - едва слышно сказала она.
Неб-Амон прикрыл глаза, досадуя на ее чувствительность и на самого себя, что послушал эту просьбу; потом посмотрел на рабочих и подозвал одного – художника.
– Вот это рисунки для твоего дома, с которых будут сняты копии и перенесены на стены, - сказал он жене, чуть улыбаясь. Ка-Нейт, все еще бледная, взглянула на папирус и тоже улыбнулась.
– Чудно, - сказала она.
Это были ее собственные изображения.
Юная женщина в белом, голубом, желтом платьях, обрисовывавших ее хрупкую прелесть; гладкие черные волосы ниспадали на плечи – то распущенные, то заплетенные в косы, украшенные цветками лотоса и подвесками. Удлиненный краской глаз смотрел прямо, хотя лицо было изображено в профиль – всегда только в профиль, тонкий и благородный.
Как будто художник рисовал, глядя на Ка-Нейт, хотя она никогда с ним не встречалась.
– Изумительное сходство, - взволнованно сказала молодая женщина, взглянув на мастера. – Как это сделано? Ведь я никогда не встречалась с тобой…
Мастер поклонился.
– Госпожа напоминает своим ликом священные изображения – каноны. Прошу простить меня, - он взглянул на верховного жреца, но тот и не думал сердиться.
– Да, это так, - подтвердил Неб-Амон. – Моя супруга – прекраснейшая из прекрасных, и это истина.
– Я видел госпожу, - прибавил художник. – Несколько раз, но этого было достаточно, чтобы ее красота запечатлелась в моем сердце…
Неб-Амон чуть нахмурился, хотя по-прежнему улыбался.
– Хочешь ли ты теперь взглянуть на мою гробницу? – спросил он жену.
Она кивнула.
Он знал, что о чем бы он ни попросил, она бы не отказала. Покачал головой и, взяв Ка-Нейт за руку, повел ее за собой.
Они спустились по другой каменной лестнице, в темноту другого склепа. Бедняжка Ка-Нейт вздрагивала от холода и страха, но не смела ничего говорить. За ними спустился слуга с факелом – в подземельях факелы были нужны даже ярким днем.
– Смотри, - с улыбкой сказал Неб-Амон, показывая на стены. – Свети лучше! – резко приказал он слуге, и тот поднес к стене факел.
Ка-Нейт тихонько ахнула.
Стена была расписана картинами.
Вот изображение человека в расцветном возрасте, с обритой головой. На изображенном длинная золотистая одежда, ноги его босы.
– Это ты? – спросила Ка-Нейт, показывая на изображение.
– Да, - отвечал Неб-Амон. – А это – ты.
Изображенный простирал руки к юной женщине в белом платье. На плечи ее ниспадали черные распущенные волосы, без всяких украшений. Нежный удлиненный глаз смотрел прямо, но лицо ее было обращено к Неб-Амону. Она простирала к нему хрупкие руки.