Цветок пустыни
Шрифт:
Мысли о любви вернули Виту к ее собственным нерешенным проблемам.
Так или иначе, но она все же доберется до кузины Джейн и спросит ее совета, что же ей делать с лордом Бэнтамом.
Рано или поздно ей все равно придется встать перед выбором – ненавистный брак с человеком, которого она терпеть не может, или же гнев отца и суровое наказание, если она осмелится пойти против его воли.
И, конечно, она не могла не думать с невольным страхом о том, что он скажет о ее побеге. Но с почти детской наивностью и верой в могущество кузины
Вита скакала все дальше под палящими лучами полуденного солнца, и временами казалось, что она больше не вынесет эту дикую жару. «Каково же сейчас Шерифе», – подумала Вита с раскаянием. Она понимала, что только такое великолепное, выносливое животное, как арабская лошадь, могло выдержать эту безумную скачку по раскаленной пустыне.
Время от времени Вита оглядывалась, опасаясь увидеть вдали скачущих за ней всадников, но пока не было никаких признаков погони. В конце концов девушка даже начала думать, что шейх, вероятно, был и сам рад избавиться от нее.
«Возможно, втайне он решил, что со мной слишком много возни, и уже пожалел, что захватил меня в плен, – рассуждала она, – если не сделал никакой попытки меня догнать».
И тут с непонятной ей самой грустью она вдруг пожалела, что не успела узнать его лучше.
Было что-то удивительно искреннее и человечное в том, как он показывал ей своих лошадей. В эти минуты шейх открылся ей с совсем неожиданной для нее стороны.
Конечно, не было никакого сомнения в том, что он очень любил своих лошадей, хорошо разбирался в породах, знал их историю и был весьма знающим и умелым коневодом. И ей о многом хотелось расспросить его, ведь он мог рассказать ей столько интересного.
«Мне больше не представится такой великолепной возможности, – печально думала Вита. – Когда я вернусь в Англию, то буду общаться с людьми, рассуждающими о годольфинских арабах и дерби-арабах, и никто из них даже не поверит мне, если я скажу им, что видела и даже ездила на лошадях, принадлежащих к еще более великолепным породам, здесь, в Сирии».
И все же грусть по поводу того, что она его больше не увидит, помимо сожалений об упущенной возможности расширить свои знания о породах лошадей, была вызвана чем-то еще, в чем она сама пока не могла разобраться.
И еще ей было обидно, что шейх не согласился продать ей лошадь, чтобы она смогла взять ее с собой в Англию.
Она думала о том, что ей легче было бы утихомирить гнев отца, если бы она смогла подарить ему такую кобылу, как Шерифа, или такого жеребца, как тот, что плыл с ней на одном пароходе по пути в Бейрут.
Но, возможно, анизы, когда она доберется до них, окажутся более сговорчивыми. И во всяком случае Шерифа, если все сложится хорошо, останется с ней. Почему-то мысль о том, что она оказалась в роли конокрада, не слишком ее беспокоила.
Между тем дневная жара немного ослабла, однако часы, проведенные в седле на открытом палящем солнце, давали о себе знать. Вита чувствовала, что ее покидают последние силы, что она просто умирает от жажды.
Она была уверена, что к этому времени уже должна будет встретить племя Мезраб, если только они выступили в поход. Ведь она ехала в направлении, которое невольно выдал ей своим взглядом шейх сегодня утром во время прогулки. Однако вокруг, насколько хватало глаз, простиралась бесконечная пустынная равнина.
Она ехала все дальше, чувствуя невыносимую усталость и с отчаянием понимая, что Шерифа также двигается из последних сил.
У девушки пересохли губы, горло саднило и болело так, что она не знала, сумеет ли говорить, когда доберется до лагеря кузины.
А затем она неожиданно увидела вдалеке, чуть в стороне от своего пути, темное пятно, и в ней вспыхнула надежда. Ей показалось, что это оазис!
Видимо, Шерифа также увидела или почувствовала его, так как без всякого понукания побежала быстрее в нужном направлении.
Это действительно оказался оазис, и едва Шерифа достигла спасительной тени пальм, как Вита соскользнула с седла.
На какое-то мгновение она почувствовала себя такой ослабевшей, что едва удержалась на дрожащих от напряжения и ставших вдруг непослушными ногах. Девушка опустилась на землю, но в эту же минуту увидела Шерифу, которая понуро стояла и дышала так тяжело, что бока ее ходили ходуном. Вита знала, что лошадь измучена и страдает от жажды не меньше, чем она сама.
С огромным усилием, превозмогая усталость и слабость, Вита заставила себя подняться на ноги и направилась к колодцу. Перегнувшись через грубо выложенную камнями ограду колодца и заглянув вниз, она, к своему огорчению, увидела, что вода сверкала где-то очень глубоко.
Возле колодца стояла большая бадья с привязанной к ней длинной веревкой. Вита понимала, что она должна сделать – опустить вниз бадью, зачерпнуть воды и вытащить ее на поверхность. Тогда и она, и Шерифа смогут напиться. Единственное, в чем она сомневалась, хватит ли у нее сил.
Она с сомнением посмотрела на бадью. Если она зачерпнет ее полную, то едва ли сумеет вытащить. И веревка – толстая и грубая – обдерет ей все руки, но делать было нечего. Им с Шерифой вода была нужна во что бы то ни стало. Это был вопрос жизни и смерти.
Пока Вита стояла в раздумьях перед колодцем, к ней подошла кобыла и потерлась носом о плечо девушки, словно хотела подбодрить ее.
Вита скинула на землю бурнус. Хоть он и спасал от палящих лучей солнца, но в нем было нестерпимо жарко. И девушка подумала, что больше всего на свете ей бы сейчас хотелось самой окунуться в этот колодец – прямо в его холодную темную глубину.
– Ну почему нам не попался оазис с озером или открытым источником вместо этого дурацкого колодца? – спросила она, обращаясь к Шерифе, и едва узнала свой охрипший голос.