Цветы и железо
Шрифт:
— Что за списки? — спросил Поленов.
Петр Петрович подробно сообщил о разговоре Муркина с Хельманом, о своем визите на квартиру городского головы.
— Что же вы надумали там делать, у Муркина? — поинтересовался Никита Иванович.
— Да толком и сам тогда не знал. Перебрали мы с Сашком сотню вариантов, и ни один нам не понравился: легко гитлеровцы не расстались бы со своим холуем, скомпрометировать его подметными письмами трудновато. Решил я наведаться к нему, благо он приглашал. Была думка: постращаю. Мол, встретил
— Постращали?
— Не пришлось. Вхожу к нему в комнату, а он уже закрывает свою шкатулку. «Отцовские документы смотрел, — пояснил мне городской голова, — все годы от большевиков прятал. Дела у отца были в идеальном порядке, господин Калачников. Не будь революции, я был бы сейчас состоятельнейшим человеком!»
— Как же вы догадались, что там ценности? — спросил Поленов.
— «Документы» зазвенели, когда он понес шкатулку в спальню. Тут вспомнил я полицая, который когда-то меня охранял, отнял у него Муркин золотые часы. «А при расстрелах во рву, — говорит, — городской голова набил карманы золотом». Заметил я, что Муркин направился в правый угол спальни. Вот и сходил к коменданту.
— А список он успел составить?
— Не знаю. Из-за этого и беспокоюсь. Многого он не сделал, но что-то, возможно, и успел.
— Вряд ли ему теперь поверит Хельман, — усомнился Никита Иванович.
— Было бы очень хорошо!.. Не слышал, кто Эггерта и Шарлотту пристукнул? Партизаны или подпольщики?
— Нет, не партизаны и не подпольщики. Тогда, во всяком случае, не были партизанами. А дело сделали — пришли к Огневу… Наши, шелонские…
— Хорошие, знать, люди, — сказал Калачников, одобрительно покачивая головой.
— Это правда, Петр Петрович. Плохой человек на такое и один раз в жизни не отважится.
Поленов встал и заходил по комнате тихими, размеренными шагами. Остановился у часов, что тикали на стенке, погладил рукой корешки книг, подержал в руках пустую вазу из-под цветов. Потом сел между Сашком и Петром Петровичем.
— Тянет, Петр Петрович, в Шелонск, — заговорил он мечтательно. — И другие города видел, получше они, а нашенский-то ближе сердцу. И речка милее других, и вода в ней теплее, и воздух в городе ароматнее.
Он не договорил. За окном мелькнула быстрая тень. Сашок, смотревший в ту сторону, предупредил:
— Хромой немец спешит…
— Пусть идет, — спокойно ответил Поленов.
Петр Петрович открыл дверь и пропустил впереди себя Отто. Солдат поздоровался и сел на стул, придвинутый Калачниковым.
— Хотите, Отто? — предложил Петр Петрович, показывая на бутылку с самогоном.
— Пожалуй, выпью немного, — ответил немец.
Калачников перевел эти слова.
— Русская порция немного, стакан, — пояснил Поленов.
Отто взглянул на Калачникова, тот перевел слова Никиты Ивановича; переводчиком он был уже до конца беседы.
— Я слышал, что русские мужики мастера выпить, — сказал Отто.
— А где они не мастера? — удивленным голосом спросил Поленов.
— Это верно.
Отто взял стакан, отпил пару глотков, закусил огурцом. Он с любопытством смотрел на Поленова, Сашка, Петра Петровича.
— Человек — непонятное существо, — наконец произнес Отто. — Совсем недавно господин Муркин был важной персоной в Шелонске, а сейчас я сопровождал его в тюремный вагон. Его будут судить.
— Судить? За что же? — стараясь казаться озадаченным, спросил Калачников. — А мы живем затворниками и ничего не знаем, что происходит в городе!
— Да, судить. Несколько лет тюремного заключения ему обеспечено, — продолжал Отто. — Немцы назначили его на высокий пост, а он ответил черной неблагодарностью, воровал ценные вещи, которые должны принадлежать рейху. У нас за такие дела наказывают строго! — Отто глотнул еще самогону. — Начальник полиции едва усидел в своем кресле. Воровал на пару с городским головой. Фюрера полиции спасло то, что он вернул все ценности. Комендант наказал его, но пока в должности оставил.
— Ну и дела! — проговорил Петр Петрович. — Какие вы принесли новости, Отто!
— Да, такими новостями и Огнев будет доволен! — сказал Поленов, незаметно для немца улыбнувшись Калачникову.
— Огнев, Огнев!.. — глухо произнес Петр Петрович. — И когда его только словят?
— Никогда! Огнев, вероятно, очень смелый человек? — спросил Отто. — Он должен напоминать богатыря.
— Какое там! — Поленов пренебрежительно махнул рукой. — Которые его видели, говорят, что он самый обыкновенный. Даже и с виду невзрачный. Хлипкий такой!.. Судя по рассказам, до богатыря ему далеко.
— У каждого русского загадочная душа, — задумчиво проговорил Отто.
Он допил последние глотки самогона и медленно поднялся. Чувствовалось, что он опьянел. Его немного покачивало. Застегнув шинель, Отто пояснил, подавая Калачникову руку:
— У меня не было особой цели для визита.
— Спасибо, что зашли! — поблагодарил Калачников.
— Если не возражаете, я пойду с вами, — сказал солдату Поленов. — Партизаны везде шныряют. С вами безопаснее.
— Со мной вас быстрее прикончат! — ответил Отто. — Как лейтенанта Эггерта и невесту коменданта. Но если хотите, идемте!
Поленов надел вытершуюся шубу, подпоясался замасленным кушаком. Долго держал руку Петра Петровича, словно хотел досказать прерванную мысль.
— Все правильно, все хорошо! — волнуясь, заговорил он. — Скоро взойдут цветы, и тогда для всех будет праздник. И сады будут, и цветам цвести! А ты, сынок, — обратился он к Сашку, — верный путь избрал в жизни. Отцовское мое благословение и помощь!