Цветы тьмы
Шрифт:
– Растопить еще снега?
– Не нужно, мы напились вдоволь. Который час?
– Три часа.
– Еще немного, и нужно трогаться в путь. Нельзя ночевать на открытом воздухе. Будем надеяться, что Господь пошлет нам приличных людей, – сказала она и запрятала бутылку в чемодан.
Странно, что это движение, в котором не было ничего особенного, врезалось ему в память с большой ясностью. Потом он будет спрашивать себя: „Когда замерзли во мне слезы?“
Солнце опустилось к горизонту и стало красным, наподобие раскаленного металла. Марьяна не переставая восхищалась великолепным зрелищем.
– Если есть такая красота, значит – есть Бог на небесах. Только Бог способен создать такие цвета. Мой дедушка говорил: „Бог создал все хорошее и красивое, а человек только портит созданное Богом“.
Они приблизились к домам, разбросанным поодаль один от другого. Марьяна продолжала рассуждать во весь голос:
– Удивляюсь я евреям, вроде бы умный во всем народ, а большинство из них в Бога не веруют. Сколько раз я спрашивала твою мать: „Как это так, что ты не веришь в Бога, ведь Его деяния мы каждый день видим, каждый час!“
– Что же она ответила? – осмелился спросить Ху го.
– К ее чести, должно сказать, она не ушла от ответа и не говорила непонятных мне вещей, а сказала просто: „Я утратила веру, когда училась в гимназии, и с тех пор к ней не возвращалась“. Жаль мне, что твоя мать и твой дядя Зигмунд потеряли веру в Господа. Мне нравилось, как Зигмунд смеялся, от всей души хохотал. Я думала, если мы поженимся, я смогу отучить и себя, и его от пьянства. Каждый раз, как мы заговаривали о женитьбе, он отмахивался этак правой рукой, как будто говорил: „Это я уже пробовал. Ничего из этого не выйдет“.
– Сперва я думала, что он не хочет на мне жениться оттого, что я простая женщина, но со временем поняла, что он человек потерянный. Я хотела выйти за него такого, как он есть, готовить ему еду, одежду стирать, но тут пришли черные дни, облавы и гетто, и он сказал мне слова, которых я никогда не забуду: „Меня тебе уже не спасти, спасайся сама, евреи обречены на смерть, а ты еще молодая“. Каждый раз, что я вспоминаю эту его фразу, меня боль душит. Какой чудный человек, какая великая душа.
Марьяна замолчала, шла с поникшей головой, погруженная в себя. Хуго не мешал ей. Когда Марьяна молчит, она собирается с мыслями, чтобы попозже высказать их ему. И когда она размышляет, то обитает в иных мирах. Иногда она кое-чем делится с ним. Раз она ему сказала:
– Не забывай, что есть высший мир и низший мир. Мы ютимся в низшем мире. Если будем добрыми, Бог спасет нас и вознесет нас к себе. Нет у меня терпения на все эти уловки, к которым мы тут должны прибегать. Мне хотелось бы, что Он уже меня спас. Он знает, как я тут страдала, я уверена, что Он это учтет, когда явится судить меня. Я не страшусь. Все, что Он со мной сотворит, приму с любовью. Я ощущаю большую близость к Нему и к Его Сыну. Тут из одного из домов вышел человек и направился к ним. Марьяна испуганно сказала:
– Давай отойдем в сторону.
Он уже заметил, что внезапно появляющиеся люди пугают ее. Некоторых она узнает издали и отходит от них подальше. Удивительно, со сколькими людьми она знакома. Как-то раз она сказала:
– Этого мерзавца я знаю, и его родного брата, и двоюродного тоже. Лучше бы я их не знала. Каждый раз, как я их вспоминаю, все мое тело плачет. Боже милостивый, что я сотворила со своим несчастным телом? Преступница я.
За два дня до того, как они отправились в путь, Хуго слышал, как она говорила своим товаркам в заведении:
– Нет смысла бежать, нас легко опознают. Если не отец тебя узнает, так его сын уж точно.
Все рассмеялись, а одна из женщин сказала:
– Шлюх и евреев вечно преследуют, ничего тут не поделаешь.
Спустилась ночь, и Марьяна решилась постучаться в дверь убогой хаты. Дверь открыла старуха и спросила:
– Вы кто такие?
– Меня звать Марией, а это мой сынок Янек. Наш дом рядом с фронтом, вот мы и ищем, где переночевать.
– А что дашь мне взамен?
– Бутылочку доброго напитка, это все, что у меня есть.
– Заходите внутрь, жаль тепло выпускать.
Хата оказалась прибранной и чистой. В комнатах пахло крахмалом.
– Садитесь, – сказала старуха и тут же подала им горячего травяного настоя.
Марьяна рассказала ей, что они уже несколько дней в дороге, потому что фронт приближается к их дому.
– Русские возвращаются?
– Возвращаются.
– Горе нам от тех, что были тут, горе нам и от тех, что идут сюда. Те убийцы, а эти безбожники. Господь посылает нам тяжкие испытания.
Марьяна достала из чемодана разукрашенную бутылку ликера и подала ее старухе. Та схватила бутылку и сказала:
– Красивая бутылочка. Хорошо бы, чтоб и содержимое оказалось под стать сосуду. А то в наши дни все сплошной обман.
Постель была широкой и мягкой, и они спали в обнимку всю ночь. Хуго поведал ей, что коньяк у нее во рту сладкий и очень вкусный. Марьяна была в восторге и от полноты чувств обняла его и сказала:
– Целуй меня во все места, куда захочешь. Ты мой рыцарь, ты лучше всех, кого я знала в своей жизни. После этого он погрузился в себя и в глубокий сон. Во сне Марьяну пытались забрать у него. Он изо всех сил охватил ее и тянул к себе. В конце концов оба провалились в колодец и тем спаслись.
Солнце уже стояло высоко в небе, жаркое солнце. Снег, только вчера сверкавший своей щемящей душу красотой, утратил свою хрустящую свежесть и превратился в грязноватый лед.
– Что с тобой стряслось, снежок? – вопросила Марьяна громким голосом, задрав голову. Вид ее поднятой головы вызвал у Хуго мысль о животном, брошенном хозяином.
– Теперь все дороги открыты, и русские смогут продвигаться, как их душе угодно. До сих пор снега и метели защищали нас, а теперь все укрепления рухнули, и танки устремятся прямо на нас, но ты защитишь Марьяну, ты скажешь им, что Марьяна берегла тебя и любила тебя. Ведь я не вру?