Дахштайн
Шрифт:
– Не дергайся! Должен же я опробовать, что достанется мне в жены, – пропыхтел Ро.
– Нет! Прошу тебя! – страх и отвращение накрыли, словно волна, и девушка, захлебываясь рыданиями, барахталась, понимая, что ей не вырваться. Если закричит и услышат князья – достанется не только ей, но и родителям.
Когда Ро приблизил к ней лицо, она впилась зубами в толстую щеку так сильно, что почувствовала кровь у себя во рту.
– Дрянь! – резкий удар кулаком в живот заставил Луцию почти потерять сознание.
– Я оприходую тебя, а потом откажусь брать в жены! Скажу, что
«Я не она. Давно нет», – помотав головой, постаралась выкинуть мысли о детстве из головы, но едва взгляд упал на картины, как меня снова захлестнуло прошлое.
Луцие тяжело дышала, будто ей не хватало воздуха. Она прижимала руки к животу, скрючившись от боли на полу. Слезы застилали глаза девушки, но она не моргала, боясь хоть на секунду упустить обидчика из виду.
Ро опустился на колени, схватил ее за ногу и подтянул к себе. Когда он разорвал на ней панталоны и начал протискиваться внутрь, пришла острая боль. Ее нежную плоть начали грубо раздирать резкие толчки. Луцие задергалась под ним, но тщетно. От сопротивления стало только больнее, но девушка все равно пыталась сбросить Ро с себя. Она закричала и тут же получила оглушительный удар по голове, после чего наступил спасительный обморок.
Очнулась Луцие в конюшне – в месте, где хранили инструменты. Все тело ощущалось сплошным сгустком боли, а между ног было хуже всего. Видимо, Ро отволок ее сюда и вдобавок присыпал соломой. Над головой фыркала лошадь, шумно обнюхивая спутанные волосы Луции. Вспомнив, что случилось, девушка беззвучно заплакала. Не такой она представляла себе семейную жизнь.
В тот день она поняла, что лучше умрет, чем позволит еще раз себя коснуться. И главное, что Луцие уяснила, – мир принадлежит сильным, а слабым в нем нет места. Женщины лишь бесправные бледные тени, которые отбрасывают мужчины, ступая по этой земле.
Луцие не сказала родителям, не побежала сразу же к ним. Она понимала, что ей не поверят. Девушка горько плакала, когда мылась в тазу, драя кожу до красных полос, желая смыть вонь и унижение. Увидев, что сумерки еще не наступили, Луцие поспешила в лес. Мама строго наказала собрать трав на закате, чтобы сделать обезболивающий отвар для сестры.
На лес плотным покрывалом опустилось белесое полотно. Деревья, казалось, окутала дымчатая паутина, а под изогнутыми корнями в темноте словно притаилось зло. Все звуки разом стихли: не ухали совы, не стучал на старом дубе дятел, не шуршали кусты от скачков большой заячьей семьи. Луцие поежилась, но продолжила искать травы на поляне.
Мужчина, показавшийся из тумана, шел так, будто был по меньшей мере здешним властителем. Он двигался, словно слышал музыку. На нем была темная накидка, отороченная мехом. Луцие никогда прежде таких не видела. Поверх накидки небрежно наброшено массивное серебристое украшение из широких пластин, покрытых письменами.
Луцие в страхе сжалась, пожелав на мгновенье, чтобы он прошел мимо, но, похоже, странный незнакомец именно ее и искал. Мужчина склонил голову, рассматривая девушку, но глядел сквозь нее, куда-то внутрь.
– Не бойся, я не питаю страсти к маленьким девочкам. Не в том смысле, о котором ты так панически думаешь.
Луцие молчала, судорожно смяв в руках пучок трав.
– Jak se jmenujes? [37]
– Луцие.
– Почти Лилит. И такая же рыжеволосая, – пробормотал он, очевидно, сам себе, потому что Луцие еле услышала его.
37
Jak se jmenujes? (чеш.) – Как тебя зовут?
– Кто такая Лилит?
– О, милая, я непременно расскажу тебе, – холодно улыбнулся он и приблизился еще на несколько шагов.
Тут девушка увидела лицо незнакомца. Чистое, с гладкой кожей и едва заметной щетиной на широком подбородке. Луцие подумала, что мужчина точно из знатного рода. Красивее его лица она еще никого не видела. У него были глаза разного цвета: один голубой, как жаркое летнее небо, а другой – темно-красный, словно запекшаяся кровь.
– Что? Что вам нужно? – выдавила Луцие, совершенно не понимая странного незнакомца.
– Скажем так, нужно не мне, а скорее, тебе, милая. Кстати, ты ведь понимаешь, что твоя сестра умрет из-за чумы в ближайшие двое суток? Причем умрет в страшных муках из-за того, что у вас нет монет даже на опиумную настойку, чтобы облегчить бедняжке последние часы.
– Нет, за меня, за женитьбу дадут выкуп! Мы наймем лекаря, и сестра поправится.
– Ха-ха! Толстый Ро ведь изнасиловал тебя, а твоя выходка – то, что ты сделала с его щекой, – поставила крест на браке.
– Что? Откуда? Откуда вы все знаете? – Луцие попятилась, в страхе ища глазами какую-то дубину, чтобы защититься в случае нападения.
– Эй, спокойно! – поднял он руки, затянутые в кожаные перчатки. – Я хочу помочь, милая, всего лишь помочь.
– Мне не нужна помощь от мужчины! – слетело с губ яростное шипение.
Незнакомец по-доброму улыбнулся и участливо продолжил:
– Я знаю, как ты можешь помочь сестре, а заодно и себе тоже. Скажи, а ты бы хотела отомстить Толстому Ро, хотела бы сделать ему больно? Желала бы быть физически сильнее всех мужчин Гоуски?
Всего на секунду Луцие представила это. Представила, как бы избила ненавистного женишка за то, что он с ней сделал. Возможно, не только с ней.
– А как? – простодушно спросила девушка. Ей не хотелось представлять себя какой-нибудь огромной бабищей с руками-кувалдами. – Что я должна сделать, чтобы стать сильной?
– О, милая, всего лишь убить того, кого ты любишь больше всего в жизни.
Луцие попятилась, раскрыв от страха рот.
– Я не смогу поднять руку на родителей.
– Нет, Луцие, не родители, а твоя страдающая сестренка, Анетка. Лишишь ее мучений, оборвав жизнь, и получишь мощь, долголетие и отмщение. Никто больше не сможет тебя обидеть, никто не причинит боль.