Даниил Московский
Шрифт:
Избы и домишки ремесленного люда жмутся к кремлёвским стенам. С трёх сторон прикрывают город вал, ров и овраги, а четвёртая сторона прилепилась к речной круче.
В Детинце княжьи хоромы, каменные соборы Успенский и Борисоглебский, постройки хозяйственные, поварня, клети с зерном и продовольствием, скотница, какую строго берегут княжьи дружинники.
Константин Романович среди удельных князей слыл человеком скупым, хозяйственным. Даже полюдье не доверял тиуну либо боярам, сам объезжал княжество; почитай, всю зиму в санях проводил, дань со смердов выколачивая, только и передыхал в Муроме, Пронске и Коломне.
Между
— Хулу возводишь! — кричал великий князь.
А Даниил руки разводил:
— Поклёп. Хоть оно, по справедливости, Коломна к Москве ближе и ею Ярославичи владели.
— Когда? — возмущался рязанский князь. — В помыслах разве? Я суда у хана искать буду.
— Ты ль? — рассмеялся Даниил Александрович. — Так-то те хан веры даст? А вот я пожелаю да и возьму Коломну на щит!
Константин Романович плюнул в Даниила Александровича, а тот саблю обнажил. И коли б не мурза и епископ Сарский, быть беде...
С той поры два года минуло, но князь Рязанский угрозу Даниила не забыл, неспроста, неспроста сказывал московский князь, что Коломна Москве сподручней, вдруг да попытается исполнить свой замысел? Тогда не миновать кровопролития между дружинами.
Коли же такое случится, он, князь Рязанский, призовёт в подмогу хана Ногая...
Вернувшись с реки, Константин Романович, оттрапезовав и передохнув, намерился суд чинить. Покликал пристава:
— Собрались ли истцы и ответчики?
Пристав промолвил:
— Готовы, князь.
Константин Романович вершил суд на княжьем дворе. Усевшись в высоком кресле, обтянутом красным аксамитом, подал знак, и толпившиеся вокруг бояре и гридни притихли. Народ наперёд подался. День-то воскресный, люда собрал немало.
Вершил князь суд, как уж от древних лет повелось, со времён Ярослава Мудрого, по «Русской правде» [83] . Первой привели истицу, рябую девку. Жаловалась она на торгового человека, какой сулил жениться, а как прознал, что она непраздна, так и сбежал.
В подтверждение сказанного девка поглаживала большой живот.
Князь на купца посмотрел с укоризной:
— Чуешь грех за собой?
Замялся торговый человек, а Константин Романович уже приговор объявляет:
83
...по «Русской правде». — При великом князе Киевском Ярославе Мудром (около 978—1054) была составлена «Русская правда» — свод древнерусского феодального права, включающий «Правду» Ярослава Мудрого, «Правду» Ярославичей, «Устав» Владимира Мономаха и др.
— Платить тебе, торговый человек, за посрамление молодки пять гривен.
Посмеялся народ над купцом незадачливым — эка дорогая любовь оказалась, а пристав с Гриднями уже другого на суд приволок. Детина здоровый, рыжий. Разбоем детина промышлял.
Грозно нахмурился князь:
— Почто же ты, вор и душегубец, не от трудов праведных живёшь? Сыт кровушкой людской?
Расхохотался разбойник:
— Ужли ты, князь, сеешь и жнёшь? Ты ведь пахаря-смерда обижаешь, грабишь, клети свои его добром набиваешь.
Махнул Константин Романович приставу:
— Разболтался вор, разумничался. Утопить его в Оке, дабы другим неповадно было...
Расходился народ, княжий суд одобряя.
— По справедливости приговор княжий, эвон сколь разбойного люда бродит.
Константин Романович не раз мысленно обращался к спору на съезде. Да, он отправится к Ногаю, и коли князья за то его попрекнут, Константин Романович им ответит: почто же вы великого князя не судите, не у него ли в привычку вошло Орду впереди себя пускать?
Иногда он думал о том, что никто из князей не встанет в защиту Рязани, поопасаются братьев Даниила и Андрея. Единственный, кто справедливости ради голос подать может, — это Михайло Тверской, но он за рязанского князя не вступится, а всё потому, что между ним, князем рязанским, и тверским давняя неприязнь. Всё из-за княгини Ксении. Было время, послал князь Константин бояр Ксению сватать, а та Михайлу предпочла. И хоть тому не одно лето минуло, а Константин Романович тверичу простить не мог, что помешал его счастью. В первый год даже войной на Тверь замысливал пойти, да бояре отговорили. И он согласился: ну что сказали бы о нём люди? А на Ксению князь Константин обиды не таил, ему ли тягаться с Михайлой? Тот высок, широкоплеч и ликом выдался. Тем, верно, и взял Ксению.
Ныне у рязанского князя своя семья, жена, дети, но он, князь Константин, нет-нет да вздохнёт, Ксению припомнит. Попервах имя жены путал, Ксения перед глазами стояла.
И снова рязанский князь думал о том, что ни Ярославль, ни Ростов с Угличем, ни уж, конечно, Тверь за Рязань не встанут против князей Владимирского и Московского, а те всегда готовы Рязанское княжество пощипать, от земель его крохи отхватить.
Как только Константин Романович о том задумывался, Ногая вспоминал. Как-то несколько ногайских улусов подкочевало чуть ли не к верховьям Дона, в Пронске даже тревогу ударили. Пришлось рязанскому князю дары везти степняку, бить челом, чтоб убрались его улусы из Рязанщины.
Ногай тогда принял Константина Романовича благосклонно, угощал, сажал с собой рядом, в дружбе заверил. Правды ради, хан слово сдержал, и татары его орды редко набегали на Рязанщину.
Прознав о поездке Константина Романовича к Ногаю, Тохта потребовал явиться в Сарай. Вот уж когда князь страху набрался, совсем было с жизнью простился, но Тохта помиловал, а уж как изгалялся — поди, на коленях поболе, чем в храме, настоялся.
Размышляя о том, рязанский князь только вздыхал: разве он один такой, в Орде все проходят через унижения, никого горькая чаша не минет. Да и здесь, на Руси, последний мурза с ханской пайцзой мнит себя выше русского князя. Перед пайцзой, этой пластиной со знаками, все склоняли головы. Русские князья мечтали о пайцзе как об охранной грамоте. Батый жаловал золотой пайцзой Невского, потому Берке прощал Александру Ярославичу своевольство. И даже когда тот, возвращаясь из Орды, порубил татар, попытавшихся заступить ему дорогу, хан Берке не обвинил Невского.