Dantalion

Скариани Аделина

Он не понимал, что за гнев переполнял его. Такой, какой бывает, когда то, что принадлежит тебе, забирают без спроса и возвращают в сломанном виде. Или даже что-то сильнее? Ослепляющая страсть?

«Я что, правда считаю её своей?» — сам с себя усмехнулся Гриммджоу и развернувшись бросил: — Чтобы когда я вернулся, она была уже в ясном сознании.

Собрание было в самом разгаре, когда Джагерджак беспардонно заявился, ни слова не проронив и сев на свое место. Источающая смертельные искры реяцу не могла не привлечь

к себе внимание. Но больше всего присутствовавших удивило воцарившиеся молчание со стороны Владыки. Айзен, очерчивая контуры кружки, откуда поднимался сладкий пар, мягким, но отчитывающим тоном обратился к Сексте:

— Гриммджоу, хочу заметить, что собрание давно началось. Ты ничего не хочешь сказать?

— Неа, — вызывающе процедил сквозь зубы Секста, стрельнув убийственным взглядом в сторону Владыки, чья теплая улыбка не сходила с лица.

Синигами, чуть удивленно приподняв брови, перевел взгляд на пустующее место Гранца.

— Я смотрю, сегодня более важные дела, чем собрание, не только у тебя.

— Гранц ищет потерянные руки синигами, — осклабившись, Гриммджоу размял шею.

— Ну что же, раз дело в этом, простим ему его непунктуальность. Надеюсь, в ближайшее время Гранцу не придется больше искать ничьи руки.

Гриммджоу не сводил хищнического взгляда с Соуске, прекрасно чувствуя в его словах угрозу, но на провокацию не повелся, стоически стиснув зубы, несмотря на желание перегрызть глотку Владыки. Собрание обещало быть мучительно долгим.

Больно.

Я не хочу умирать.

Ты чувствуешь срез плоти?

Это горячий нектар, что струится из твоих вен.

Мне так страшно. Страшно. Больно. Страшно умирать.

Мысли эхом струились, вызывая спазмы по всему телу. Чужой, скрипучий, грудной женский голос продолжал стенания под множество истошных криков, что лились со всех сторон. Тоши хотелось заткнуть уши, но она не чувствовала собственного тела, лишь боль, что раздирала её, наполняя отчаянием.

Однако, когда все стоны и крики стихли, а издали донеслось стрекотание цикад, Орикава едва разлепила веки, кругом окружала лесная поляна, окутанная ночным саваном, освещенная лишь лунным серпом. Тоши протянула руку к безоблачному небу, и в глазах её отразились струи крови на руке.

Что это?

Кинжальная боль пронзила грудную клетку, и кровавый комок вырвался из горла наружу глухим хрипом. Ноющая, распространяющаяся боль заполнила низ живота, от чего Тоши согнулась пополам. Кровь была не только на руках, но и на внутренней стороне бедер.

— Мне больно! Я не хочу умирать! – казалось, чужой голос лился из собственных уст, но Тоши даже не силилась разлепить пересохшие губы.

— Будь ты проклят, Айзен Соуске! Я достану тебя даже из глубин ада! Клянусь!

Тело само упало ничком на холодную землю и двинулось ползком вперед.

— Пожалуйста, — вырвался молящий всхлип. — Я не хочу умирать. Кто-нибудь, спасите меня. Данталион! Данталион, ответь мне!

— Хочешь, я спасу

тебя? – искаженный помехами голос — невозможно определить, кому он принадлежит — раздался, казалось, в самой глубине сердца. – Я заполню твое ранение реяцу, чтобы ты успела…

Окровавленная рука тянулась в самую гущу чащи, словно ища ниточку жизни, что могла вытянуть из глубин ада постепенно затаскивающие в свои сети душу.

Истошный нечеловеческий вопль пронзил единственного свидетеля судьбоносной ночи.

Когда Гриммджоу вернулся в лабораторию Заэля ничего не изменилось: Тоши была по-прежнему мертвенно-бледная и лежала без сознания на операционном столе. Тело прикрывала простынь, но на лице словно клеймо все еще зияли красные порезы. Заэль, как будто все так и должно быть, увлеченно строчил за монитором.

— Почему она до сих пор не пришла в себя?

Гранц даже не обернулся, несмотря на убийственную ауру, что раскаляла воздух вокруг Сексты. Лишь бросил снисходительный взгляд на стол.

— Откуда мне знать. У меня не было возможности изучить занпакто Владыки. Поэтому ничем не могу помочь. Вероятно, у неё сильный болевой шок. Кстати, судя по тому, что сделал Айзена-сама… Как думаешь, синигами больше не нужна ему, и я могу забрать её себе на опыты?

Но Гранц не успел договорить, кресло резко развернули, и уже в следующий момент Гриммджоу подхватил его за ворот формы, подняв верх.

— Ты что себе возомнил, ублюдок? – злостно прошипел Гранц.

— Слушай сюда, индюк недокрашенный, если синигами не очнется сейчас же, на этом столе окажешься ты, разложенный по частям. Как думаешь, Айзен-сама ведь не будет против?

Гранц потянулся к гарде занпакто под расплывающуюся безумную улыбку Сексты. Гриммджоу другой рукой собирал серо, но два арранкара застыли, почувствовав чужую реяцу и услышав внезапный плачущий всхлип. Когда эспадовцы обернулись, в глазах их отразилось недоумение.

— Больно! Мне так больно! – сквозь слезы стонал незнакомый женский голос.

Пальцы Гриммджоу разжались, и Гранц упал на пол. В отличие от Сексты, помимо шока на его лице проступила безумно-отчаянная улыбка. Джагерджак сделал несколько шагов по направлению к столу, рассеяв серо.

— Я не хочу умирать! Айзен Соуске, ненавижу! Ненавижу, как ты посмел сделать это со мной! – истошное рычание вырвалось из груди вместе с плачем.

— Какого хрена? – все, что смог произнести Джагерджак.

— Кто-нибудь спасите меня! Йоруичи-сама, спасите меня, я не хочу умирать! – подобно ребенку на операционном столе, горько плача и крича от отчаяния, сидела вся трясущаяся девушка, чьи желтые глаза застелила пелена слез. Белые пряди спадали на грудь, но макушка полностью порыжела. Схватившись за голову, девушка продолжала стенания.

— Данталион! Данталион, сделай что-нибудь!!!

Гриммджоу обернулся к Октаве, на чьем лице царило безумство. Подскочив на ноги, он кинулся к столу, облокотившись о него руками.