Данте. Демистификация. Долгая дорога домой. Том I
Шрифт:
Вергилий попрекает Данте за ошибочную мысль, будто Фортуна держит «в когтях своих» счастье всех племен, поясняя, что она – исполнительница справедливой Божьей воли.
Бог, воздвигнув тверди, создал им вождей. Это – Ангелы – «движители», «умы», «разумы», управляющие вращением Небесных Сфер и сообщающие им силу влияния на земную жизнь. Каждой части, то есть каждой из Небесных Сфер, сияет своя часть, свой Ангельский круг. Мирским же блеском, земным счастьем, распоряжается Фортуна; здесь она полновластна, как в прочих царствах – в Небесных Сферах, остальные Боги или Ангелы-движители.
Именно потому, что земные дела находятся во власти Фортуны, «ничто не вечно под Луной», также изменяющейся от новолуния до полнолуния и претерпевающей затмения, зато выше Луны, в прочих сферах, всё вечно и неизменно.
Vostro saver non ha contasto a lei:questa provede, giudica, e perseguesuo regno come il loro li altri d`ei. [87]Le sue permutazion non hanno triegue;necessit`a la fa esser veloce;s`i spesso vien chi vicenda consegue. [90]Quest» `e colei ch» `e tanto posta in crocepur da color che le dovrien dar lode,dandole biasmo a torto e mala voce; [93]ma ella s» `e beata e ci`o non ode:con l'altre prime creature lietavolve sua spera e beata si gode. [96]С нейЯ привожу здесь размышления о Фортуне из бессмертного произведения, сожженного на костре инквизиции философа Джордано Бруно: – «Изгнание торжествующего зверя», особенно уместные для путешествующих:
«И вот, в то время как Отец Богов осматривался кругом, сама по себе, бесстыдно и с необычным нахальством, выскочила вперед Фортуна и сказала:
Не хорошо вам, Боги-советчики, и тебе, Великий Судья Юпитер, что там, где говорят и так долго выслушивают Богатство и Бедность, мне пришлось, как презренной, позорно молчать, не показываясь и всячески сдерживаясь. Мне, столь достойной и могущественной, которая посылает перед собой Богатство, руководит им и толкает, куда вздумается и захочется, прогоняет, откуда захочет, и приводит, чередуя его с Бедностью; всякий знает, что наслаждение внешними благами надо приписывать не Богатству, а мне, как его началу; все равно, как красоту музыки и прелесть гармонии – не лире и инструменту, но главным образом искусству и артисту, который ими владеет. Я – та божественная и блистательная богиня, которой так жаждут, ищут, любят, за которую столько благодарят Юпитера, из чьих щедрых рук исходят богатства, а из-за сжатых ладоней плачет весь мир и будоражатся города, царства и королевства. Кто когда давал обеты Богатству или Бедности? Кто когда-либо благодарил?
Всякий, кто хочет и жаждет их, зовет меня, призывает, приносит мне жертвы, всякий, ублаготворенный богатством, благодарит Фортуну: для Фортуны возжигаются ароматы, для Фортуны дымятся алтари. Я – та причина, которую, чем меньше знают, тем больше уважают и страшатся, чем больше жаждут и добиваются, тем меньше она сама дружится и сближается. Ибо обычно больше достоинства и величия в том, что меньше открыто, более неясно и всего более тайно. Я затмеваю своим блеском добродетель, очерняю истину, усмиряю и презираю большую и лучшую часть этих Богов и Богинь, которые, как я вижу, стали здесь в очередь и порядке, готовясь занять места на небе. Я даже и здесь, в присутствии такого великого сената, одна внушаю всем страх, и (хотя у меня и нет зрения) ушами своими слышу, как у большинства застучали и заскрипели зубы в страхе и ужасе перед моим появлением, несмотря на всю их дерзость и притязания выдвинуться вперед и заявить о себе раньше, чем обсудят, достойна ли я, я, которая часто и чуть не всегда владычествую
Фортуна, не слушая, продолжала свое и прибавила, что самые выдающиеся и лучшие философы мира, как Эпикур, Эмпедокл, приписывали ей более чем самому Юпитеру, даже больше, чем всему совету богов вместе.
Так и все остальные, – говорила она, – считают меня богиней, небесной богиней, так как, думаю, для вас не внове стих, который прочтет вам любой школьник: «Те facimus, Fortuna, deam, caeloque locamus». («Богинею мы называем, Фортуна, тебя и на небо возносим»).
– Ничего, ничего не отняла, Боги, у меня слепота, ничего ценного, ничего необходимого для моего усовершенствования. Ибо, не будь я слепа, не была бы я – Фортуной, и подавно слепота эта не может не только уменьшить или ослабить славу моих заслуг, но, наоборот, от нее-то я и беру доказательство их величия и превосходства, из-за нее-то я и убеждаюсь в своем нелицеприятии и в том, что я не могу быть несправедливой в распределении.
После того, как окончилась тяжба, и Фортуна удалилась, Юпитер обратился к Богам:
Юпитер – Светоносец равномерно всем дарит свой свет, мирской же блеск отдал Фортуне. Диво, что большинство стремится к мирскому блеску Фортуны, совершенно равнодушно относясь к вечному свету Светоносца.
Смертной воле не дано распоряжаться счастьем судьбы – Фортуны.
Именно Фортуна даёт одному народу властвовать над другим, являя свой невидимый промысел.
Убогому нашему разуму трудно спорить с Фортуной, она делает то же, что и другие Боги в других царствах, без устали творя свой суд.
Шар Фортуны – рулетка Истории. Именно она определяет, кому выпадет счастье остаться в истории, а кому выпадет на долю скорое забвение».
Данте часто обнаруживает близкое знакомство с произведениями Джордано Бруно, что неудивительно, так как согласно датировке Гороскопа он жил позже этого великого человека или одновременно с ним.
Вышеприведенный отрывок Комедии практически полностью совпадает с многостраничным отрывком о Фортуне в произведении: – «Изгнание торжествующего зверя» Джордано Бруно, изданном им в Лондоне, в 1600 году. Более того, Джордано Бруно хорошо знал Данте, о чём и пишет:
«Купидону Юпитер запретил впредь ходить повсюду в присутствии людей, героев, Богов таким голоштанным, как у него есть привычка, и приказал ему не оскорблять отныне зрение небожителей, показывая детородные части всему млечному пути и олимпийскому сенату, но ходить впредь одетым, по крайней мере, от пояса до низу. Кроме того, Юпитер строго-настрого наказал ему, чтоб он не смел, сыпать своими стрелами, кроме как для естественной потребности, а чтоб любовь у людей он сделал, как у животных, приурочив ее к точно определенным временам года. Пусть точно так, как для кошек месяцем влюбленности обычно служит март, для ослов – май, для людей были приспособлены те дни, когда Петрарка влюбился в Лауру и Данте – в Беатриче. И да будет это постановление временным вплоть до ближайшего собрания, которое состоится, когда Солнце поднимется на 10 градусов Весов, на верховья реки Эридан там, где сгиб Орионова колена.
На этом собрании снова будет восстановлен природный закон, в силу которого будет дозволено всякому мужу иметь столько жен, скольких он в состоянии прокормить, оплодотворить, ибо расточительно, несправедливо и, в сущности, противно законам естества, чтоб это человекотворческое семя, которое могло бы создавать героев и дополнять пустые обители эмпиреи, сеялось в одну, уже оплодотворенную и беременную, женщину, или в еще худшие личности, как иные, незаконно преследуемые, что из боязни дурной славы делают выкидыши».