Давай никому не скажем
Шрифт:
— Я кто, по-твоему? Ломовая лошадь? Вчера ты прошляпила дом, сегодня привела нахлебника, что мне ждать завтра, мама? — теряя контроль прокричала я, чем напугала бедного ребёнка: Павлик надул нижнюю губу и разразился обидным плачем.
Бесцеремонно отобрав у Коли свою кружку, вылила остатки чая в конфетницу и, громко хлопнув дверью, под рыдания Павлика ушла к себе в комнату.
Часть 11. Ян
Ян
Сестра вчера такую бурю в стакане подняла: половину вечера выслушивал какой я бессердечный,
Когда не надо — орут, что она ребёнок, а когда надо — пусть коленками светит, такая вот стадия взросления. Что за дебильные двойные стандарты? Дома находиться становилось всё невыносимее: мать от безделья совсем с катушек сходит, отец от работы, сестра от тотальной избалованности.
— Набиев, привет. Ну как тебе?
Минаева медленно покрутилась, презентуя короткое синее платье.
— Ничего так. А ты точно не перепутала учебное учреждение с дискотекой?
Не то чтобы мне не понравилось — платье сидело идеально, обтягивало там где надо, но просто оно действительно было ультракоротким и чересчур вульгарным.
— Я бы надела его на дискотеку, ну ты же не зовёшь, — не растерялась Минаева, но заметно сдулась.
Наверное, она ожидала, что я рассыплюсь в комплиментах и изойду водопадом слюней, как это непременно сделал бы Горшок, будь он на моём месте.
Подойдя ближе, Минаева встала рядом, облокотившись пятой точкой о подоконник.
— Ты меня даже домой не проводил вчера после занятий и вечером ни разу не позвонил.
— А должен был?
— Вообще-то, да! Мы же встречаемся!
— Серьёзно? А почему я не знал?
Сведя тонкие брови к переносице, Полина медленно подняла на меня удивлённый взгляд, и больно ударила кулаком в бок.
— Ты офигел? Ты мне что тогда в подъезде говорил?
Действительно, что? Хотел бы я вспомнить.
— Я спросила у тебя — встречаемся мы теперь или нет. Ты сказал, что конечно встречаемся!
— Я немного перебрал тогда, не особо думал, что говорю… В принципе, какая разница? Мы же можем просто… — по рукам, плечам, рёбрам посыпался град мелких, но ощутимых ударов.
Устроила показуху, намеренно привлекая всеобщее внимание. Первокурсники столпились плотной кучкой, перешептываясь и хихикая. Что за театр абсурда!
— Что — "можем просто"? Просто сосаться по подъездам? Не на ту нарвался, понятно? Думаешь, я буду как твоя бывшая лохушка пороги обивать и приезжать только тогда, когда тебе этого захочется? По первому свисту?
— Полин, завязывай, что за цирк ты устроила, — взял сопротивляющуюся Минаеву за предплечье, и увёл в конец коридора под лестницу, подальше от любопытных глаз. — Ты так истеришь, как будто мы переспали. Мы просто целовались, и только!
— Для тебя просто, а для меня совсем не просто! — нервно смахнув с губ прилипшую к помаде прядь волос, Минаева скрестила руки на груди. — Так что в итоге? Мы вместе или нет?
— То есть, целоваться просто так ты не согласна?
— Пошёл к чёрту!
— Ну ок, — пожал плечами, за что получил ещё одну порцию ударов. Подойдя вплотную, Полина больно ткнула указательным пальцем мне в грудь и, ехидно сощурив глаза, прошипела:
— Ты перед девками меня опозорить хочешь, да? Я уже сказала им, что мы с тобой теперь встречаемся. Хочешь, чтобы надо мной теперь весь технарь ржал?
— Ты меня в ваши бабские междусобойчики не втягивай. Может, мне теперь на тебе жениться, чтоб ты перед девчонками не позорилась? — отодвинув её подальше, отряхнул испачканное в побелку плечо. — Если бы я знал, что ты раздуешь трагедию из ничего, то близко бы не подошёл.
— Из «ничего»? — взвизгнула она. — То есть поцелуи со мной это для тебя «ничего»? Ты — дебил, Набиев. Понятно?
Влепив звонкую оплеуху, Минаева ломанулась обратно к кабинету.
Именно эту нелицеприятную картину застала новая англичанка. Проходя мимо по коридору замедлила шаг, и, нахмурив брови, заглянула в затемненную нишу под лестницей.
— Всё в порядке?
Прижимая учебники к груди, она была трогательно прекрасна. В серой юбке до колен и простой светлой рубашке выглядела намного лучше, чем Минаева в этом своём дурацком платье, словно из придорожного борделя.
Потирая щёку, сел на сваленные у стены маты, стараясь не пялиться слишком уж откровенно на её невероятной красоты тонкие лодыжки.
— Что у вас тут произошло? — требовательно повторила англичанка.
— Ничего, — с силой оторвав взгляд от её ног, уставился на носы своих пыльных вьетнамских кроссовок.
— Как это — ничего? Она тебя ударила, я видела!
— Вам показалось, — огрызнулся я и, взяв с матов рюкзак, поднялся, больно ударившись макушкой о низкий потолок. — Бл*ть, — непроизвольно выругался вслух, и по инерции приземлился на место.
Округлив глаза, Яна Альбертовна буквально потеряла дар речи. Пару раз намеревалась что-то сказать, но словно не находила нужных слов.
— Ты всегда материшься при преподавателях?
— А вы всегда лезете туда, куда вас не просят?
На последнем слове прикусил язык, но было поздно. Англичанка отступила на шаг назад, подбородок едва заметно дрогнул. Во взгляде ледяная сталь.
— Я вынуждена доложить директору, — отчеканила она и, развернувшись на каблуках, быстро ушла.
Не знаю, что на меня нашло. Зачем? Зачем я ей нагрубил? В голове были совсем другие мысли, абсолютно противоположные, но с языка почему-то слетела подобная чушь. Теперь ещё Кураге доложит, а та непременно отцу. Мало мне напряга дома.
Вернулся в кабинет — Минаева сидела вся красная, разъярённая как фурия, показала средний палец и демонстративно отвернулась.
Приземлился на своё место, и тут же подскочил Горшок: