Давай никому не скажем
Шрифт:
За спиной зашуршали ветки кустов, и мы с Лосевой одновременно обернулись, встретившись взглядом с растерянным Загором. Ему-то здесь что нужно?
— Загорский, ты чего тут забыл? Ты что, чужие разговоры подслушивал? — рявкнула Минаева, чем смутила Игоря ещё больше. Тот даже поменялся в лице, бегая глазами по каждой из нас.
Воротник белой рубашки выглядывал из-под вязаного клетчатого жилета. В руках допотопный коричневый портфель.
— Да вот, покурить зашёл, — промямлил он, и девчонки взорвались, захлёбываясь от хохота. Мне же было совсем не весело.
— А мама не наругает? — чуть ли не икала от смеха Полина.
— Игорёк, а ты сигарету между палочек зажми, чтобы руки табаком не воняли, — добавила Лосева, и расхохоталась ещё громче.
Игорёк совсем растерялся, бледные щёки вспыхнули, и мне даже стало его немного жаль. Я же понимала, что пришёл он сюда из-за меня.
— Ладно, мне домой пора, — подняла с земли рюкзак, не желая участвовать в этом параде унижения.
— Да, и мне пора тоже, — затушила окурок Минаева, лениво поднимаясь с пенька.
Загорский потоптался, и направился следом за нами.
— А ты куда? — возмутилась Полина. — Ты курить пришёл? Вот и кури!
Посмеиваясь, мы вылезли из кустов, оставив Загора одного. Уходя последней, я обернулась — он смотрел на меня своими чистыми голубыми глазами, и отчего-то на душе стало до противного тошно.
Часть 14. Ян
Ян
— Я в последний раз спрашиваю, поганец, что ты там натворил? Ну что ты тащишься, баран недоделанный! — промокнув лоснящуюся лысину, отец нервно посигналил плетущейся впереди «шестёрке», после чего снова стрельнул на меня грозным взором. — Так ты собираешься отвечать, или нет?
Двойной подбородок трясся словно подтверждая каждое слово, и я еле сдерживался, чтобы не заржать.
Вообще, конечно, в самой ситуации смешного было мало. Когда я вчера пошёл на ковёр к Кураге, то думал, что она отчитает, погрозит пальчиком и отпустит, но дело приняло неожиданный поворот: прямо с порога она заявила, что не станет терпеть моё вопиющее неуважение к педагогам, и что завтра утром ждёт в технаре отца. Даже слушать ничего не стала. Не знаю, что за ужасы ей наговорила англичанка, но выглядела директриса дико разъярённой.
— Да ничего не произошло, — отмахнулся я, и отвернулся к запотевшему стеклу.
— Да, конечно, ничего! А зачем тогда меня снова вызвала эта ваша старая калоша? Соскучилась?
— Ага, по твоим благотворительным взносам. Один ты, что ли, их любишь.
Отец замахнулся и отвесил довольно ощутимый подзатыльник.
— Рот закрой! Копейки не заработал, чтобы чужие деньги считать! Не твоё дело, как они в мой в карман попадают.
Он что-то ещё причитал, но я слушал его в пол уха, рассматривая мелькающие за окном автомобили, магазины и серые многоэтажки. Все его привычки уже выбиты на подкорке: пока свой лимит не проорёт, бесполезно даже пытаться вставить хоть слово.
Впереди показалось обшарпанное здание технаря. У порога столпились прибывшие пораньше разгильдяи, среди которых я сразу узнал лохматую гриву Горшка.
Взвизгнув шинами, отец резко затормозил у ворот, вызвав среди собравшихся небывалый ажиотаж. Все сразу притихли и, перешептываясь, уставились на батину тачку.
— Только попробуй меня хоть как-то сегодня опозорить — уверяю, никакие уговоры матери больше не помогут, — шикнул он и, открыв дверь, не без труда выбрался из машины. Проведя ладонью по лысине и одёрнув смявшийся на спине пиджак, переваливаясь, засеменил к главному входу.
— Чё, впрягли батю? — тихо прыснул Стас, протягивая руку.
— Ага, иду на Голгофу. Не поминайте лихом, пацаны.
— Ян! — рявкнул отец, и я поторопился следом. Нервировать его сейчас не самая лучшая мысль.
Нацепив дежурную улыбку, специально отрепетированную для таких вот случаев, он громко постучал в дверь с надписью: «Директор. Поликарпова Эмма Валентиновна».
— Да-да, входите, — донеслось из кабинета, и отец смело шагнул внутрь.
Курага стояла у окна, и поливала многочисленные плошки с фиалками.
— Здра-авствуйте, Эмма Валентиновна, — протянул отец, слишком переигрывая с показной радостью. — Как я рад нашей встрече, жаль, что видимся мы всегда лишь по не слишком приятным поводам.
— Роман Алексеевич, доброе утро, — отставив трехлитровую банку, директриса задёрнула занавеску и, подойдя к своему столу, протянула отцу руку. Тот взял её своими пухлыми ладошками, немного потряс, а затем легко коснулся губами тыльной стороны.
А батя ловелас, оказывается. Скрывая улыбку, скрестил руки на груди, облокотившись о стеллаж с книгами. Пусть полюбезничают. Дураку понятно, что я всего лишь посредник. Ей нужна спонсорская помощь, отцу нужны хорошие отметки в моём дипломе. Сейчас договорятся, перетрут детали, и довольные разойдутся.
— Присаживайтесь, — Эмма Валентиновна кивнула на свободный стул, важно опускаясь в своё шикарное кресло.
Отец подобрал живот, и осторожно присел на не внушающую большого доверия поскрипывающую табуретку. Сцепив пухлые пальцы, уставился на директрису, не стирая с лица дурацкую улыбку.
Забавно наблюдать за эмоциями хорошо знакомых тебе людей, как они меняются в зависимости от ситуации и «нужности». Ещё недавно, в машине, батя орал как потерпевший, брызгая слюной и матерясь, а сейчас давил лыбу, потому что того требовала ситуация. Кругом одно лицемерие.
— Вы знаете, Роман Алексеевич, вчера произошел неприятный инцидент между вашим сыном и одним из наших педагогов. Я бы не стала дёргать вас по пустякам, знаю, насколько вы занятой человек, но дело не требует отлагательств. Я просто не имею право спустить это на тормозах.
— Конечно-конечно, Эмма Валентиновна, я внимательно вас слушаю, — быстро закивал отец и, обернувшись на меня, одарил уничижительным взглядом.
— Вчера утром Ян оскорбил нашу новую преподавательницу английского языка. Более того — выразился матом, как вы понимаете, я не могла оставить без должного внимания этот вопиющий случай. Яна Альбертовна застала вашего сына с одной из студенток под лестницей. С девочкой из очень интеллигентной семьи! Её мама — уважаемый всеми в городе судья!