Даже если ты уйдешь
Шрифт:
– Это Муслим, - усмехнулась она.
– Он такой…другой.
– В каком смысле?
– Просто другой, - задумавшись, Севиль посмотрела в окно.
– Мужчины у нас все как на подбор: горячие, вспыльчивые собственники, тестостерон зашкаливает. Он, конечно, тоже с характером, но даже не любя, я его очень уважала. Эсми, послушай, - посмотрела на новую жену бывшего мужа.
– Я очень перед ним виновата. Он меня и перед своей семьей, и перед моей выгораживал, весь удар на себя взял. Родственники наши шептались за спиной, что он гулял, хотя я всё отрицала. А они мне говорили: “Дыма без огня не бывает,
– Он любил тебя, - вдруг проговорила Эсми, глядя ей в глаза.
– Что ты, нет, - отмахнулась Севиль.
– Так поступают только те, кто любит. Он отпустил, чтобы ты была счастлива.
Севиль нахмурилась и молча вглядывалась в лицо Эсми, словно та открыла ей Америку. Наконец, она сама взяла ладони женщины в свои руки и ответила:
– Что бы там ни было между нами - это прошлое. Ты - его настоящее и будущее. Поэтому ты должна бороться ради вас обоих. Вы оба заслуживаете счастья.
– Спасибо тебе, Севиль, - Эсми обняла ее и почувствовала исходившее от нее спокойствие.
– Но если что-то случится, помогите ему, хорошо?
– Ничего не случится, - произнесла она уверенно.
***
После красной химии Эсми поняла: всё, что было до нее - лишь цветочки. Красные растворы оказались самыми токсичными и тяжелыми. Во время введения препаратов уже начала кружится голова, но она стойко терпела и, закрыв глаза, старалась думать о хорошем. Как там говорили в аффирмациях на ютьюбе: “Представьте, что лекарства - это живительный нектар, смывающий вашу опухоль”. Поначалу в это еще хотелось верить, когда алая жидкость проникала под кожу и бежала по венам. Но потом она ругалась про себя, посылая всё к чёрту, проклиная болезнь, химию, да все на свете.
Побочки не заставили себя долго ждать. И были они в несколько раз хуже, чем раньше. Противорвотные не справлялись от слова совсем, руки-ноги не слушались и безжизненно висели, будто Эсми - не человек, а потрепанная жизнью тряпичная кукла. Ожидаемо пропал аппетит, терзала рвота, изводили головокружение, тошнота, жар. Она сильно потела и за вечер Муслим несколько раз переодевал ее в сухое. В какой-то момент началась ломота мышц и суставов, но сил кричать уже не было, поэтому она только тихо мычала от боли.
Все эти дни Муслим неотлучно находился рядом с ней, то держал за руку, то гладил по голове. В те минуты он думал: хорошо, что дети после Севиль поехали к бабушке и дедушке - не надо им видеть маму такой. А Эсми, между тем, лежала совершенно обессиленная и изможденная, то проваливалась в забытье, то выплывала из него на пару минут, а потом ее снова затягивало вязкое гнилое болото.
Через несколько дней она потихоньку начала приходить в себя, но по-прежнему не вставала и ничего не ела - только пила воду мелкими глотками.
– Вот так, молодец, - похвалил муж, держа в руке стакан с трубочкой.
– Может, еще чуть-чуть?
– Нет, не хочу, - облизнув потрескавшиеся губы, прошептала Эсми.
– А что хочешь?
– улыбнулся Муслим, погладив ее по ладони.
– Полежи со мной, - попросила она.
Вечерело.
– Ты самая красивая женщина на свете.
– Врёшь, - грустные глаза замерли на лице Муслима.
– Нет. Я всегда буду тебе это говорить. Даже через много-много лет.
– Почему мы не встретились раньше? – совсем обессилев, еле слышно проронила Эсми.
– На год или два. У нас было бы больше времени. А теперь…, - она замолчала, собираясь с мыслями.
– Мне все говорят, что надо бороться, верить, мыслить позитивно. Но иногда мне кажется, что мое сердце просто не выдержит больше. Я очень боюсь не проснуться однажды...
– Ты справишься. Мы вместе справимся. У нас впереди целая жизнь. Когда ты поправишься, я свожу тебя в Баку, покажу тебе Старый город, море…
– Обещаешь?
– спросила она как-то совсем по-детски.
– Конечно, - Муслим прижался лбом к ее лбу и взял осунувшееся лицо в ладони.
– А давай еще кошку заведем.
– Давай.
– Хорошо, - устало промолвила Эсми.
– Я люблю тебя.
– И я тебя люблю. Ты - мой свет, Эсми.
– А ты - мой.
И в этот миг крошечная слезинка скатилась из уголка глаза и растаяла словно снежинка под горячей рукой Муслима. Так они и лежали, провожая рассвет и встречая ночь. Мужчина и сам не понял, как его сморил сон.
Муслим открыл глаза. В комнате было темно - хоть глаз выколи. Он протянул руку и нажал на выключатель у кровати, после чего лампа над его стороной загорелась теплым светом. Он посмотрел на Эсми - она спала и на секунду ему показалось, что губы ее застыли в умиротворенной улыбке. Не в силах побороть себя, он коснулся ее лица и застыл от ужаса, чувствуя холод, нет лёд, под подушечками.
– Эсми!
– закричал Муслим.
– Эсми проснись! Эсми!
Дрожащими пальцами он старался нащупать пульс и не находил его. Она уже не дышала. Проклиная себя и чувствуя всю беспомощность и весь ужас, он взял ее за руку, прижал к своей щеке и заплакал, потому что все понял.
Визуал и саундтрек вот здесь: https:// /shrt/hCGT
Глава 37. Любовь сильнее смерти
Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь.
Иван Сергеевич Тургенев
Муслим распахнул глаза от резкого, сильного удара в грудную клетку. Будто кто-то стальным кулаком или кувалдой шарахнул. Он жадно глотал воздух ртом, протянул руку и ударил по выключателю. Тут же появилась резь в глазах, привыкших к темноте, но все же мужчина посмотрел на спящую жену и дотронулся до нее. Теплая. Бледная, но все-таки теплая. А значит, живая.