Делай, что должно. Легенды не умирают

Дэлора

От Гишеса до границы было полтора дня пешком. Могли встретиться конные разъезды людей, но вряд ли в такую пургу, значит, он должен был пройти за остаток ночи как можно больше. И Раис шел, согревая себя Огнем, ориентируясь только по наручному компасу. Шел, пока компас вдруг на ровном месте не начал показывать какую-то ерунду. Стрелка дрогнула раз, другой, третий, а потом и вовсе завращалась вокруг своей оси, будто обезумевшая.

— Что за… Какого удэши твори…

Земля ушла из-под ног, больно ударило по ушам, вжало, словно навалилась сверху каменная гора, грозя раздавить. Волна голой силы такой мощи, что невозможно было дышать,

прокатилась по лесу, ударила по открытому, чтобы учуять возможную погоню, естеству. Раис заорал, пытаясь хоть как-то отгородиться, закрыться — и его накрыло второй волной. Разум корежило чем-то, что, наверное, могло сравниться с зовом Стихии, когда те призывали Аватаров. Вот только это была чужая Стихия. Раис слышал, как недовольно гудит, рычит Земля, буквально ощущал, с каким хрустом что-то выдирается из ее недр, идет, злится, близится… Приказывает. Не ему, его этот кошмар миновал, раз за разом ударяя наотмашь, просто не замечая. Что было с теми, кого заметили…

Раис пришел в себя, осознав, что свернулся в клубок. Закрылся, сколько было сил, запер огонь так глубоко внутри, что, наверное, не отличался сейчас от обычного человека. Мыслей не было. Почему-то не ощущался холод, боли тоже не стало. И метель уже не выла, хотя его начало заносить снегом — теперь ветер швырял снежные хлопья абсолютно беззвучно. Беззвучно и безразлично, почти как он отнесся к этому открытию. Поднявшись, Раис некоторое время постоял, еще не очень доверяя ногам. Постоял, выжидая, не рванет ли земля снова — и пошел. Пошел туда, где, он почему-то знал, не было того существа, от силы которого до сих пор продирало по хребту холодом и какой-то древней, неимоверно чуждой жутью.

Раис не знал, сколько он прошел прежде, чем кончились силы. Подозревал, что не так уж и много, но подняться из сугроба, в который свалился, не мог ровно до тех пор, пока не ударило под дых понимание, что если не будет двигаться дальше — не выполнит задания. Хотя он не знал, остался ли кто-то в живых там, за спиной, в эпицентре чудовищной вспышки чуждой силы.

Но если да? И если только от него зависит, что с ними будет?

Это помогло встать и снова побрести, шатаясь из стороны в сторону, будто земля все еще дрожала. Или дрожала? Или эта единственно слышимая мерная пульсация в голове — просто стук крови в висках?

Его подобрал отряд посланных на разведку дружинников пополам с Хранителями уже после рассвета. Если бы это были люди — он бы их не учуял. Но ему повезло, в очередной раз повезло.

Вид огневика был страшен: залитое кровью из ушей, носа, даже из глаз лицо, изувеченные, распухшие, обмороженные руки. Его сперва даже не узнали, решили, что это люди пытали какого-то нэх, и ему удалось вырваться из плена. Опознали только по медальону, его описание было разослано всем, чтобы точно не пропустили и не оставили несущего его без помощи.

Пытались расспрашивать, но Раис тупо смотрел и видел только, как шевелятся чужие губы. Даже смутно осознавал, что говорят — читать по губам умел. Только смысл слов ускользал. Потом, когда до разума дошло, что все, он среди своих — сознание погасло, как залитый водой уголек, милосердно отпуская туда, где не было ничего, только тьма.

***

Раны на ладонях и пальцах не заживали, кровили и болели так, что Яр не мог спать ночами — стоило неловко шевельнуть руками, и от боли они отнимались до самых плеч. Естественно, ни о какой школе не могло быть и речи. Лекарь из города только развел руками, и тогда за Яра взялась Кая. Но и ее усилия — и это было самым удивительным и пугающим — только на время останавливали кровь и утишали* боль. Удэши вполголоса ругалась, обещая оторвать тому, кто это сделал, голову, пока Яр не признался, что сам виноват.

— Не злись… — и само собой вырвалось: — …мама.

Онемели все: и Кая, выронившая плошку с целебной водой, и отец, сидевший рядом — не мог он уехать, оставив сына вот так. Зато и обняли, отмерев, оба.

— Ох, ручеек…

Как любая удэши, Кая прекрасно чуяла незавершенную магию обряда кровного побратимства, которая и не давала затянуться ранам. Обряда дикого, стихийного, случившегося по Их воле. И потому, когда во дворе Эфар-танна возникли Янтор и Ниилиль, мгновенно почувствовала второго участника этого действа. Потому и рванула вниз, затем и тащила сейчас перепуганную до безъязычия девчонку, шепотом распекая ее за небрежение собственным долгом.

— Хоть бы о нем подумала, дура! Сколько бы еще ждала, не примчись сейчас Янтор?!

— А?.. — только и попискивала в ответ та, глядя на все вокруг такими глазами, будто впервые в жизни видела.

— Стихии! Что ты заладила: «А, а»? Ну-ка, исправляй, что натворила, дурында! — Кая впихнула ее в комнату Яра, вошла следом и закрыла дверь.

Ниилиль замерла, прижав руки к груди, глядя вокруг и не находя, за что зацепиться взглядом. Все было настолько!.. Таким!.. Только когда увидела валяющегося на кровати Яра, ойкнула и бросилась к нему.

— Я… ой… Ой, мама!

И заметалась, соображая, чем бы резануть по ладони. Кая выхватила у Троя нож с пояса, сунула ей в руку. И оттащила ничего не понимающего мужчину подальше, чтоб не вмешался и ничего не успел натворить.

— Сядь, Трой. Теперь все будет хорошо.

Ниилиль так в этом уверена не была: страшно ведь до обморока! Она же и побратимство-то всего один раз видела, как заключали — брат с любимым кровь смешали. И боялась что-то натворить не то, сделать еще хуже. По ладони резанула — раскроила так, что аж на кровать брызнуло, сжала ладонь севшего Яра, бормоча намертво врезавшиеся в память слова наговора:

— Кровь с кровью сплетаю, Стихии, это брат мой.

И силой плеснула, от души, не скупясь, не думая. И перепугалась еще больше, когда Яра выгнуло в дугу, до хруста. Кая только успела Троя по плечам хлопнуть, чтоб не вскочил.

Отпустило юношу не сразу, да и потом по жилам еще некоторое время гуляли то ледяные, то огненные искры, заставляя вздрагивать. Но зато потом, когда Ниилиль сумела разжать их намертво сцепленные пальцы, она облегченно разревелась: раны юноши затянулись, оставив только тонкие розоватые ниточки шрамов. Они не исчезнут, будут напоминать об обряде, как и ее шрам поперек ладони.

— Я… — всхлипнула, размазывая по лицу слезы. — Я сделала!..

— Родничок? — хрипло позвал ее Яр, догадавшись, кто она, только по золотым кудрям.

— Не болит больше? Прости-прости-прости, я не знала, я про все вообще забыла!

— Кречет все-таки был прав, — Аэньяр даже рассмеялся, — от любви дуре-е-еют. Не болит, не переживай. Да сядь же ты… сестренка. Кому сказать — не поверят, у меня мама — удэши и сестра теперь тоже. Кая, это же ты, выходит, и Родничку мама? — широко распахнул глаза — а в зрачках так и плескалось лукавство.