Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
— Акмал! — ветер унес зов в небо, чтобы найти древнюю удэши Земли. Что случилось такого, чтобы вызвать ее гнев? Или… Янтор помотал головой: это была не Акмал. Нужно было лететь в Эфар-танн, если все так, как он думал, Акмал придет туда, не будет перетряхивать горы в его поисках. Ей сейчас не до того.
Ниилиль пискнула изумленно, когда он приземлился во дворе Эфар-танна, прижалась, еще больше испугавшись: она-то видела только самые первые людские дома, шалаши, глинобитные хижинки, а тут сразу целый замок. Но сейчас её некогда было успокаивать.
— Акмал! Ты слышала!
Удэши, выглядевшая на сей раз далеко не мирной, сменившая свой богатый наряд на
— Что случилось? — задал вопрос за всех нехо Аилис, едва взглянув на ушедших удэши. — Акмал, Янтор?
— Что-то разбудило Старого Ворчуна, — прогрохотала Акмал. — А это беда.
— Кого? — не понял Айлэно, опередив брата.
— Древнего удэши. Того самого, кого вы зовете безумным.
Комментарий к Глава 19
*Эфар — могучий (горск., от праязыка удэши)
========== Глава 20 ==========
Запад Ташертиса, по сравнению с центральными плодородными равнинами, был краем суровым. От Аматана его отделял все тот же Граничный хребет, самые непроходимые его отроги, где не было даже доступных пешему перевалов. Со стороны Ташертиса острая скальная стена постепенно становилась ниже, превращаясь в покрытые в основном хвойным лесом сопки, словно кочки, выросшие в сплошной болотине. Именно там добывалось железо, уголь, еще множество металлов, востребованных в машиностроении. И чрезвычайно мощные камни для амулетов, такие даже в Эфаре не добывали. Рубины и алмазы, вынутые из самых глубоких шахт Пушета и Кахта, ценились нэх чрезвычайно — даже их крошка позволяла запитывать точные механизмы вроде часов, аптекарских и химических весов, а уж камешек размером с ноготь мизинца мог стать сердцем «Аира» или «Суада».
Богатый край, суровый, но богатый. И угрюмый, дикий, неприветливый к чужакам. Населяли его такие же угрюмые, ворчливые и недружелюбные нэх, по большей части, так уж сложилось, земляные. Огневикам в бескрайних лесах делать было нечего, как и воздушникам, а водники морщили носы: не нравились им местные болота, мутная вода, грязная. Хотя находились и любители подобного, по большей части одиночки-отшельники, селившиеся в самой непролазной топи и почти не контактировавшие с внешним миром.
Огневиков не жаловали по простой причине: одной случайной искры могло хватить, чтобы полыхнули торфяники. Так и вышло, что даже рождавшиеся там огневики к моменту принятия силы отсылались поближе к Фарату, к родне. А если кто и оставался — постоянно находился под строгим приглядом, вырастая в такого же угрюмца, как и остальные местные нэх. Работали в местных сталеплавильных мастерских, и те, кто встречался с ними, замечал: странный у них огонь, темный, багровый. Не в том смысле темный, что плохой, просто… Будто все от одного очага разожжены, а дрова там с подвохом. Раису Зеленое пламя было интересно, с каким. В пламя можно много чего бросить, чтобы оно цвет поменяло. К примеру, у него этим «чем-то» оказалась дальняя земляная родня. Вот и уродился таким — не с лавой в груди, а с цветным огнем.
Смешно: все видели в нем всего лишь фокусника. Уличного фигляра, который жонглирует огненными шариками да своего зверя паре трюков обучил. Даже знакомые как-то забывали, что его родители были учеными людьми, а сам он с отличием отучился в Счетном Цеху сразу по нескольким направлениям. И — бросил все, отмел одним движением приглашения на работу или дальнейшую учебу, оставил Фарат, знакомых, даже пытавшуюся заинтересовать его девушку. Отец нашел его в глуши, в крохотной съемной комнатушке, заваленной листами с выкладками. Поглядел на сына, увидел, как тот полыхает, ярким и горячим пламенем Хранителя, и просто сел рядом. Нужные пропорции для горючей смеси прикидывали уже вдвоем.
Все, чему учился, молодой Хранитель пустил в дело, и зрители порой вообще не понимали, что происходит на помосте. Он обращался со своим Огнем так виртуозно, что и другие нэх, опытные и умелые, лишь качали головами: как? А Раис, смеясь, придумывал все новое и новое, мешая магию с наукой. И кто бы мог подумать, что именно это его умение будет спасать жизни?
Сейчас, когда таежный край Ташертиса был отрезан от остальных земель кордонами Хранителей и дружин нэх, он казался еще угрюмее и мрачнее. У Раиса вылазка сюда, в гнездо окопавшихся, словно ядовитые земляные шершни, людей, была уже не первой. Третьей. В прошлый раз ему удалось вывести из Кахтского лагеря двух детей. И не просто вывести.
Когда дети, первое время шедшие наравне с ним, начали сдавать, Раис понял: что-то не так. Слишком быстро, слишком резко. И — нашел. Выжег из их тел неизвестную дрянь, вывел и вернулся, чтобы узнать больше. Именно поэтому его сейчас ненавидели так же люто, как и готовы были умереть по одному его слову. Потому что он дал хоть крохотную, но надежду. Потому что люди совершили удар такой подлости, на который нэх и способны-то не были.
Дети. Они ударили по детям. Даже не по подросткам — по самым маленьким, всем, без разбору, кто еще не принял силу или и вовсе не должен был ее принять.
Раис, разобравшись в происходящем, только сплюнул, не находя слов. Дети здесь проводили большую часть времени в школах — это были эдакие общественные центры, куда приходили и сидящие с младенцами матери, и не занятые делами взрослые, оставшиеся в поселках. Остальные уходили на работу, возвращаясь лишь поздним вечером, и дети в школах зачастую и завтракали, и обедали, и ужинали. Этим и воспользовались люди, подсыпая им в еду… нет, не отраву. Будь так, все распознали бы, уж земляные почуяли бы недомогание, сумели понять, в чем дело.
Первый компонент был абсолютно безвреден, но накапливался в телах. Его мог бы выжечь Огонь или вымыть Вода, но земляные его даже не чуяли.
И тогда — вторая подлость. На праздник, когда никто не ждал беды, когда радовались урожаю, провожали лето. Когда детям готовили лакомство из орехов и раздавали его — бесплатно, всем, и те, не особо разбалованные, с удовольствием уплетали его за обе щеки. Чтобы с утра уже не подняться. Пока не пришли люди и не дали лекарство. Вот только его требовалось принимать все время, сдерживая получившийся яд.
Это и было тем строгим ошейником, который держал на привязи местных нэх. А ведь казалось бы — что стоит могучим магам Земли попросту раздавить, смять людей, у которых, кроме их пистолей, и защиты-то перед нэх нет? Но жизни детей держали надежней всего. Угрожай убить их самих — да наплевали бы, бросились, погибли — но выживших хватило бы, чтобы смять людей. И те это прекрасно понимали. Поэтому нэх могли лишь смотреть, как уходят по утрам дети, чтобы получить лекарство, которое позволит прожить еще один день. И выполнять любые, даже самые безумные приказы людей. И с такой же безумной надеждой смотреть на Раиса, чужака, огневика, который мог сделать хоть что-то.