Делай, что должно. Легенды не умирают
Шрифт:
Законы естества, данные Стихиями удэши, были, может, и странны, но по-своему логичны. Стать женщиной мог только собравший достаточно много сил дух, не рожденный с женским началом. Янтор сам мог бы измениться еще на заре времен, когда только встретил Ниилиля. Но им все равно пришлось бы долго ждать, потому что от тогдашнего совсем молоденького водного удэши дети родились бы слишком слабыми, ведь они принимают силу отца. Им и сейчас придется долго ждать, пусть и не века, но несколько лет точно, чтобы Ниилиль напиталась Стихией довольно, чтобы суметь выносить дитя, которое будет равно по силе Янтору. Все же удэши были
Хотя даже они что-то подобное чуяли — ведь рода, поколение за поколением мешавшие кровь нэх, силу нэх, в итоге породили таких потомков, что Родничок вон за слабенького удэши принял. Янтор улыбнулся, представив, как будут сиять его глаза, как будет изумленно переспрашивать, слушая рассказы. Стихии, да он же действительно даже появление нэх не застал!
Представив, сколько всего придется рассказать, Янтор решил, что отболтает себе весь язык. А потом вскочил и принялся лихорадочно собираться: Ниилиль проснется, придет в себя и почувствует все прелести телесного воплощения, а значит, и голод, и жажду, и холод зимы. И он обязан сделать все, чтобы удовлетворить все потребности любимого… любимой.
******
Водяная сфера лопнула через три дня, растаяла с тихим звоном, испарившись без следа. Под конец от нее только тоненькая пленочка и осталась, защищавшая еще не пришедшую в себя Ниилиль. Та сонно завозилась, зарываясь носом в мех, улыбнулась и чихнула. И открыла глаза.
В пещере теперь было тепло, это она почувствовала сразу. Добавилась нотка Огня, завершая круг Стихий и делая дом Янтора странно уютным. Гармоничным, пожалуй. Таким, каким и должен был стать дом настоящего удэши, ведь Стихии могли, расшалившись, подарить водному духу огненное дитя. Правда, такое встречалось исчезающе редко, даже в те времена, что она помнила.
Ниилиль потянулась, нежась в мягкой ласке меха. Где только Янтор раздобыл такой? Впрочем, он и тогда был непревзойденным охотником даже по меркам земляных, пользовавшихся своей силой, чтобы приманить зверье. Интересно, как охотятся сейчас? Ниилиль не любила охоту, слишком мягко-сострадательна была для этого. И любила меха — переменчивая водная натура не мешала подобному маленькому разногласию.
Мысли расплывались и растекались, снова клонило в сон, но теперь, кажется, от голода.
— Янтор? — шепнула-позвала Ниилиль, зная, что ветерки донесут каждое ее слово до любимого.
Скоро прилетел ответ, он торопился, значит, уже через считанные мгновения будет здесь. И правда, ворвался — буйный, растрепанный, сияющий, снова помолодевший, пусть и не до того безусого красавца, которого она помнила, но и морщинки разгладились, и в волосах стало меньше прозрачного серебра, теперь они были просто искристо-белыми, как его любимый снег. Любоваться и любоваться бы, не насмотреться на такого.
— Я очень долго проспал…а? — совести хватило виновато потупить глаза.
— Три дня. Голодная, наверное, — он с шумом и глухим звоном уронил какие-то свертки, ворох разноцветной ткани, странной и не похожей на привычные Ниилиль паутинно-тонкие вуали, что творили удэши Воздуха.
— Немножко… Ой, а что это? — Ниилиль осторожно подобрала отлетевшую к самой постели вещицу, повертела в руках, удивляясь гладкости и чеканным узорам на металле. Потрясла — внутри глухо булькнуло, заставив удивленно ахнуть.
— Это фляжка, — прозвучало незнакомое ей слово.
В языке, который она помнила, вообще было мало слов для обозначения предметов — удэши знали только то, что росло, жило и существовало в природе, да кое-чему научились сами, например, обрабатывать металл — этим занимались в основном земляные. Или ткать, хотя как таковой, процесс создания воздушными одежд назвать ткачеством было нельзя. Да и то, что они создавали, тканью — тоже. Удэши легко могли заставить росинку стать нитью, сшить воедино тончайшие облака, сгустить воздух, прикрыв им соблазнительную наготу, словно вуалью.
— Это сделали люди, жизнь моя. Они вообще много чего придумали, и хорошее, и плохое.
Ниилиль только головой покачала. Она помнила людей: длинноруких, смуглых, коренастых, чем-то напоминающих земляных, из тех, что на лицо подурнее. Помнила, как с любопытством подглядывала за их детишками, прибежавшими плескаться на речку, удивлялась, как они все-таки схожи с удэши: так же смеются, лопочут о своем. Мечтала, что уж там, о том, как и у нее маленький появится.
Но чтобы люди придумали что-то, до чего не дошли удэши?
Свесив ноги с ложа, она потянулась к тканям, щупая их и удивляясь теплу и прочности. И что не пахло силой, вот ни чуточки. Как бы ни старался согреть свои ветра Янтор, все равно ей скоро стало зябко, и он, заметив это, помог ей одеться. В горском наряде Ниилиль стала такой забавной и… настоящей? Близкой? Телесной? Настолько, что Янтор впервые за многие столетия ощутил желание, изумился этому несказанно, но сдержался: сперва следовало накормить Ниилиль, дать ей набраться сил, а потом уж… Это было людское, слишком уж долго он жил среди них, чтобы не пропитаться их духом.
А Ниилиль будто только из Стихии вышла. Удивлялась всему, даже простой еде, трогала тонкими пальцами, изумленно округляла губы, «Ой!» и «Ах!» слетали с них каждую минуту. Привыкшая к жареному мясу без соли и специй и фруктам, она даже на хлеб смотрела так, будто это был подарок Стихий, а попробовав, и вовсе долго жмурилась, жуя по крошечному кусочку.
— Как странно!
Он учил ее новым словам и растекался от умиления, когда она повторяла их, схватывая правильное произношение. Учил, конечно, горскому диалекту, мешая со всеобщим, которого и сам изрядно понабрался, занимаясь делами людей за пределами Эфара. Потом научит обоим языкам, чтобы понимала все. Но сейчас главное, чтобы с людьми общаться могла, а не только слушать его ветра и звон своих вод.
— Так много всего… Голова кругом, — смеялась она, но спрашивала и спрашивала, не уставая. Только однажды посерьезнела:
— А Эфар на меня до сих пор злится?
Он вздохнул, погладил ее солнечные кудри:
— Эфара больше нет, сердце мое.
— Как — нет? — заморгала Ниллиль. — Он же… Такой старый и сильный! Ой… Неужели с ним что-то случилось? А Акмал?
— Я убил его на поединке. Акмал жива, приглядывает за людьми. Она тоже долго спала, хоть и не так долго, как ты. Уснула на две тысячи лет, пропустила и Искажение Стихий, и Исцеление… Многое пропустила, теперь вот наверстывает, бродит по Эфару, напитывает землю силой.