Демобилизация
Шрифт:
5
Через четверть часа, сбегав напротив и вернувшись с бутылкой водки, бутылкой портвейна, полкилограммом колбасы, буханкой хлеба и двумя пачками пельменей, Борис приступил к налаживанию контактов. От водки Степанида отказалась, а для вина принесла две своих рюмки. Пельмени она осудила как баловство, объяснив, что мясо "дешевше" и "кастрюли вам с верхом на три дня будет - и первое, и второе - и все за один раз. В сенях сейчас холодно. Только крышку перевернуть и камнем надавить. Мышей нету, но кошки, бывает, наведываются".
– А вообще жить тут можно. С Лизаветой
– Жены у вас нет?
– Нет.
– Ну, дело молодое. Какая, может, и подвернется. Тридцать вам уже?
– Будет, - хмыкнул лейтенант.
Чуть позже, убрав колбасу и водку в шкаф, а пачку пельменей выставив в холодные сенцы, он, перетянувшись ремнем, спустился по Переяславке к вокзалам, а оттуда, переулками, дошел до городской комендатуры, набитой младшими офицерами всех родов и званий. Полчаса обыкновенно уходило на регистрацию отпускного билета. Правда, сейчас еще выдавали пропуска в мавзолей.
Заняв очередь, он вышел на улицу к автомату, но старуха ответила, что Инга еще под Москвой.
Прислонясь в коридоре к подоконнику, два старших летных лейтенанта и один с погонами общевойсковика спорили, кто сейчас главный. Летчики утверждали, что Маленков, а общевойсковик стоял за Ворошилова.
– А ты как, лейтенант?
– спросил один из летунов.
– Мне без разницы!
– отшутился Борис.
– Свято место, сам знаешь, пусто не бывает...
– Не скажи, - отозвался второй летун.
– Личность тоже кое-что значит.
– Ворошилов посолидней будет, - сказал пехотный офицер.
– Да не о Ворошилове разговор, - поморщился летчик.
– Вот лейтенант говорит, кого назначат, тот и главный. Нет, тут не как в армии. Тут показать себя надо.
– Ворошилов еще в Гражданскую показывал.
– В Отечественную надо, - снова поморщился летчик.
– Ну, и ваш в Отечественную ничего такого не сделал, - обиделся пехотинец.
– В Отечественную - Жуков, - тихо сказал, будто подумал вслух, стоявший за Курчевым капитан-артиллерист.
– Не о нашем брате-военном речь, - теперь уже поморщился общевойсковик.
– Да что вы, ребята, чудные, что ли? Или беспартийные?
– не выдержал Курчев.
– Кто руководящая сила?..
– Да, оно-то так, - ответил общевойсковик, - только перепутано все. Без поллитры не разберешься. Стойте, я покурю пойду.
– Без поллитры - факт, - снова согласился Борис и вспомнил, что у него в пустом платяном шкафу осталась нетронутая "банка" и в сенях пельмени. "Пригласить их, что ли, напоследок? Да нет. Не трави себя. Уходя уходи так, что ли, говорят англичане?"
С полным ощущением, что первый день отпуска пропал, он достоял очередь, отметил документы и поднялся по стемневшей улице до скверика у Красных ворот. Там, в туалете, построенном на манер бункера, запершись за гривенник в кабинке, снял с шинели погоны и с шапки звезду, а ремнем перетянул китель.
"Теперь всё", - улыбнулся, поднялся наверх и, чтобы по оплошке не козырять встречным военным, сунул руки в карманы шинели. Ходить так - ни то, ни се - он за четыре неполных года отвык начисто, но рукам было тепло, да и спешить уже было некуда. В
– Подойдет, - улыбнулся Борис продавщице, вспомнив, что рамы изъедены жучком.
– Да это только пишут, - сказала продавщица, - а помогает плохо. Дезинсекталю возьмите.
– Рук не хватит, - снова улыбнулся он, подумав, что клоп - не древоточец, а Елизавета - баба аккуратная и вряд ли допускала, чтобы из нее еще и ночью пили кровь, и бутылки не взял.
Теперь, с покупкой под мышкой, не козырять было легко. Он шел тихой Переяславкой, запоминая, где что - тут газеты наклеивают, тут пообедать можно, тут вон, на углу - прачечная. Аптеки не было, но болеть он и не собирался. Булочную и продмаг он запомнил еще раньше.
Дома Борис вскипятил на газу чайник и, найдя в кухонном столе большую банку из-под сельди, развел клей. Запах у вязкой жижи был не из приятных, но придавал некоторую уверенность. Впрочем, на старых обоях клопиных следов заметно не было. Переодевшись в хлопчатобумажную робу, Курчев сдвинул в угол стол и на чистом, почти белом, кое-где испачканном сапогами Ращупкина и Ишкова полу стал намазывать газеты и клеить поверх старых обоев. Работа шла споро. Потолок был низкий и Борис доставал с табурета до верха стены. Пустой фанерный шкаф легко сдвинулся с места, но оттуда, распахнув узкую створку отделения для белья, выпала бутылка водки и осталась цела лишь потому, что плюхнулась на тюк с постелью. В шкафу что-то еще деревянно-металлически звякнуло и громыхнуло, и, открыв большую дверцу, Борис чуть не прослезился: четыре ножки от табурета с продетыми болтами и навернутыми на болты гайками, лежали на фанерном дне нижнего ящика.
– Да я бы в жизни так не просверлил, - улыбнулся лейтенант.
– Голова садовая, свёрла-то не купил.
Он нагнулся к кроватному матрасу. У его углов тоже были заботливо просверлены отверстия.
– Вот, чёрт, забота об людях!
– вздохнул лейтенант, чувствуя, что теперь действительно наворачиваются на глаза слезы.
– И кто они мне? А? Нет, вправду, ты везучий, Борька.
Он поднял с кровати тяжелый матрас, поставил на попа, разобрал кровать и вынес в сенцы раму с сеткой и когда-то никелированные спинки. Затем, перевернув матрас пружинами вверх, он собрался было прикрутить к нему ножки, но, сообразив, что они несколько длинны, уложил их в ряд на табурете и со всех четырех отпилил ножовкой добрую треть.
"А подметать, - подумал, - двигать буду." Зато с низкого матраса обклеенная газетами комната казалась просторней и выше.
"Жалко, обновить не с кем, - подмигнул себе, словно был завзятым бабником.
– Но, ей-Богу, здорово! А что до стен, то без обоев лучше. Начитаешься!"
Он быстро доклеил газеты за шкафом и от угла до двери, распаковал тюк с постелью и уснул впервые праведным сном обладателя собственного жилья.
– Умаялись?
– спросила соседка Степанида на другой день, когда в одиннадцатом часу в бриджах и нижней рубахе он вышел с полотенцем и зубной щеткой к кухонному рукомойнику.