День да ночь
Шрифт:
Возник Воробейчик.
– Воробейчик, нужны четыре противотанковые гранаты, две "лимонки" и два куска телефонного провода, метров по шестьдесят. Крепкого, чтобы не порвался.
– Будет сделано, - не удивился необычному приказу Воробейчик.
– И волоки все это сюда.
– Слушаюсь, - и Воробейчик исчез.
– У вас все это есть?
– спросил Хаустов.
– Откуда мне знать, что у нас есть, чего у нас нет. Раз нужно для хорошего дела, значит, должны достать.
– Кто он у вас, Воробейчик? Кем
– Кем числится? Знаешь, лейтенант, я ведь не помню, кем он числится. Он у меня за личного водителя, за старшину, за командира разведки и первого заместителя. Кроме того, чуткий отзывчивый товарищ и пользуется авторитетом в коллективе. А главное - доверяю я ему на все сто процентов.
Воробейчик вернулся быстро. Он молча положил к ногам старшего лейтенанта два мотка телефонного провода. Сопровождавшие его солдаты сложили на землю гранаты.
– Вот так, - старший лейтенант взял противотанковую гранату. Тяжелая граната тянула руку к земле.
– В автобате все есть. Даже то, чего нет. Годится?
– Годится, - согласился Хаустов.
Кречетов положил рядом две противотанковые гранаты, разместил между ними "лимонку".
– Смотри Воробейчик. Надо заложить на дороге такой вот маленький фугасик и взорвать его прямо под танком. Как думаешь, найдутся у нас для такого дела охотники?
– Найдутся, - не стал задумываться Воробейчик.
– Да хоть бы я.
– Правильно, найдутся. Ладно, кто пойдет, мы с лейтенантом, не торопясь, обмозгуем. Пока свободны, отдыхайте.
– Два артиллериста с ракетницей и пулеметом, в щели, невдалеке от дороги будут сидеть. Можно им поручить, - предложил Хаустов, когда Воробейчик и солдаты ушли.
– Просто так и поручить?
– все у Хаустова было просто, и Кречетову это не нравилось.
– Чего тут хитрого. Дернул за провод и все дела.
– Нет, лейтенант, - непростые тут дела. Каждого не пошлешь. Тут нужны думающие и умелые. Чтобы действовали без мандража. Надо выждать, когда танк к фугасу подойдет, и в эту самую секунду взорвать. Если взорвутся гранаты не под танком, ничего наша хитрость не даст. Только людей погубим. Это тебе не из пушки стрелять.
За пушку Хаустов обиделся.
– Из пушки стрелять, когда на тебя танки идут, тоже дело не простое. Тоже нервы надо иметь.
– Насчет пушки я не прав, - согласился Кречетов.
– Но ребят надо подобрать железных и дельных.
Офицеры стали прикидывать, кого можно послать. Кречетов знал водителей автобата и совершенно не знал остальных своих подчиненных. Хаустов толком не знал никого: ни солдат, ни сержантов.
– Воробейчик, - выбрал, наконец, Кречетов.
– Остальные ребята неплохие, но для этого дела не подойдут. Водители они, а не солдаты. Воробейчик - другое дело. До ранения в полковой разведке служил. Этот сумеет.
– А я думаю, Опарин, - предложил Хаустов. Он и Опарина толком
– Опарин, Опарин, - повторил Кречетов.
– Без обиды, лейтенант, но людей на батарее ты пока не знаешь. Зови-ка лучше своего Ракитина, с ним и поговорим.
* * *
Снимать заводскую смазку со снарядов - дело хоть и нетрудное, но канительное и, вообще, противное. Артиллеристы эту работу не любят. Но надо, никуда не денешься. Солдаты обтирали снаряды ветошью, потом укладывали их обратно в ящики. Больше половины сделали, когда прибежал связной.
– Сержанта Ракитина к старшему лейтенанту!
Ракитин оглядел ящики.
– Немного осталось. Афонин, Бакурский, идите к машине. Бардак в кузове. Выбросьте все ненужное. И не мелочитесь. Остальным - протирать.
И ушел. Тут же отправились наводить порядок на машине Афонин с Бакурским.
Без командира Дрозд почувствовал себя свободней. Ракитина он побаивался.
– Ну и занудную работенку придумал нам сержант, - недовольно проворчал писарь.
– И не нужную. А может быть, даже, вредную. Если снаряд хорошо смазан, он и по стволу должен легче пойти. Смазка, она для того и дается.
– Лезешь ты, птица Дрозд, куда не надо, - все у Опарина болело и Дрозд со своей дурью надоел. Не соображает, так молчал бы.
– Нет, почему же, - не согласился Лихачев.
– С научной точки зрения в рассуждениях этой птички, кажется, что-то есть. Попытайся, Дрозд, развить свою конструктивную мысль. Сумеешь?
– Могу, - охотно согласился Дрозд.
– Во всех механизмах движущиеся части маслом смазывают. Чтобы меньше трения было, и чтобы все лучше скользило. А снаряд в стволе тоже должен скользить. Так?
– Так, - подтвердил Лихачев.
– Значит, если снаряд хорошо смазан, он лучше будет двигаться по стволу. Разгонится в стволе и быстрей полетит, - развивал свою мысль Дрозд.
– И ударная сила у него будет больше. Вот так.
– Чем ты мне нравишься, Дрозд, - обрадовался Лихачев, - так это тем, что есть у тебя свои мысли, убеждения, можно сказать.
– Это есть, - охотно согласился Дрозд. Он и сам так думал. Мысли у него были. И убеждения тоже. Он вообще не понимал тех, кто с ним не соглашался.
– Ты бы это сержанту объяснил, - посоветовал Лихачев.
– Если Ракитину дельно и обстоятельно объяснить, он поймет. Возможно не сразу, но ты постарайся убедить человека.
Опарин хотел сказать Дрозду, что тот лопух, ни хрена ни в снарядах, ни в смазке не соображает, и нечего ему лезть не в свое дело. Любой салага знает, что если смазку не снять, то после стрельбы в канале ствола такой нагар останется, что пока чистить будешь, всех святых проклянешь. Но не сказал. Подумал, что, может быть, Дрозд и вправду полезет растолковывать свои дурацкие мысли Ракитину. Это было бы интересно.