День да ночь
Шрифт:
Ракитин посмотрел на гранаты, на мотки провода.
– Два фугаса?
– спросил он.
– Считаешь мало?
– Нет, если один танк подорвем, и то хорошо. Главное - придержать их, хоть на полминуты.
– Точно, - согласился Кречетов.
– Пугнуть. Но и танк подорвать - неплохо. Кого из твоего расчета послать можно?
– Афонина, - не задержался с ответом Ракитин.
– Афонину с ракетами идти, он и фугас подорвет.
– Только его и можно?
– Почему?.. Опарина можно, Бакурского. Больше некого. Я
– Значит - Афонина. А почему не Опарина?
– В Воробейчике Кречетов был уверен, хотел быть уверенным и во втором подрывнике.
Ракитину въедливость Кречетова не понравилась. Комбат Лебедевский верил каждому слову Ракитина и никогда не переспрашивал отчего и почему. А Кречетову надо доказывать.
– Афонин сумеет танк подорвать, и вернуться.
– Почему так думаешь?
– Никогда не теряется. Соображает быстро, хорошо ориентируется...
– Получалось, чувствовал Ракитин, не особенно убедительно. А как тут докажешь? Просто надо знать Афонина. Конечно, вид у того, совсем не геройский... Когда Афонин попал к ним в расчет, Ракитин ходил к капитану Лебедевскому, просил, чтобы перевели куда-нибудь нескладного солдата. А комбат сразу разглядел Афонина. Но не отказал сержанту. Обещал, что через месяц непременно переведет. На том все и закончилось. Через месяц Ракитин не напомнил комбату о его обещании, а комбат Ракитину - о просьбе.
– А Опарин?
– Опарин танк подорвет, но может зарваться - там и останется.
– Бакурский?
– У Бакурского своя задача. Афонин, после того, как фугас взорвет, останется освещать поле ракетами. Бакурский с ручным пулеметом прикроет его от автоматчиков.
– Нормально, - согласился Кречетов.
– Убедил. Пойдем, посмотрим на местности, как оно получаться будет. Воробейчик и Афонин с нами.
* * *
Старший лейтенант остановился там, где заканчивалась траншейка, вырытый Афониным и Бакурским.
– Как?
– спросил он.
– Не близко, не далеко?
– Самое подходящее место, - заверил Хаустов.
– Дальше нельзя. Ночь. Прицельный огонь по-настоящему вести не сумеем. И ближе подпускать нельзя.
– Вы что скажете?
– повернулся Кречетов к Воробейчику и Афонину.
– Вам здесь воевать.
– Подходит, - согласился Воробейчик.
– И отойти можно по этому окопчику.
– Подходит, - подтвердил Афонин.
– Значит здесь и закладываем, - решил Кречетов.
– Провода у вас сколько метров?
– Два мотка по восемьдесят. Новый и крепкий, - доложил Воробейчик. И объяснил, - я на всякий случай, метров по двадцать прибавил.
– Восемьдесят - далековато, - сказал Афонин.
– Почему?
– провод позволяет, - Кречетову понравилось, что можно посадить подрывников подальше.
– Провод позволит - глаза не позволят, - не торопился с объяснением Афонин.
– Танк за восемьдесят метров не увидишь?
–
– Почему так думаешь?
– Знаю.
– Приходилось подрывать танки ночью?
– Стрелять ночью приходилось. Охотники мы. Восемдесят метров - это на авось.
– А сколько пойдет?
– Тридцать. Это наверняка. Ну сорок...
Офицеры переглянулись. Подвывать танки за тридцать метров - такого им в голову не приходило.
– А дальше, считаешь, нельзя?
– еще раз спросил Кречетов.
– Может и получиться, а может и нет.
Кречетов посмотрел на Воробейчика.
– Ночью... свет от ракеты... м-м-м... не особенно... Расстояние определить трудно. А вешку не поставишь. Чем ближе, тем верней.
Следовало верить солдатам. Тем более, говорили они не для того, чтобы облегчить свое положение.
Кречетов задумался. Одно дело - схитрить, подорвать пару танков, остановить вражескую колонну. Другое - послать на заведомую гибель двоих солдат. Да Воробейчик и Афонин стоили больше, чем все эти танки.
– Давайте - за шестьдесят, - предложил он.
– Если и не подорвем танк, черт с ним. Они все равно остановятся.
– Овчинка выделки не стоит, - Воробейчик не то, чтобы возразил, но и не согласился с Кречетовым.
– Оно и за шестьдесят опасно, но может не получиться. Чего зазря такие хорошие гранаты расходовать?! Лучше за тридцать и подорвать, использовать гранаты на полную катушку.
Афонин промолчал, но видно было, что он согласен с Воробейчиком.
– Может быть, бросим эту затею?
– спросил Кречетов.
– За тридцать метров - это...
– чуть не сказал, что это почти верная смерть. Но вовремя спохватился. Нельзя такое говорить.
– Слишком близко.
– Нет, - возразил Афонин.
– В окопе ударная волна не достанет. Разве только землей присыплет. А пока они паниковать станут, можно по-тихому уползти.
– Обойдется, - рассудил и Воробейчик.
– Все правильно, обойдется. Что за тридцать метров, что за шестьдесят - выбираться отсюда одинаково трудно будет. А если танк подорвем, они непременно задержаться. Тем более - если два. И артиллеристам раздолье: круши их, пока они на одном месте топчутся. Фрицам не до нас будет. Уползем.
Офицеры молчали. Не им подрывать танки за тридцать метров. Все зависело от Воробейчика и Афонина. Да еще от того, какое решение примет старший лейтенант. А Кречетову было легче самому пойти на это дело, чем посылать Воробейчика и Афонина.
– Неизвестно, кому больше достанется, - нарушил молчание Воробейчик.
– Нам - или там, - махнул он рукой в сторону орудий.
– У нас даже проще. Рванул и пополз потихоньку к своим. В темноте никто не заметит. А там, - он снова указал в сторону, где растянулась оборона, - там жарко будет. Фрицы ведь все равно очухаются и попрут к мосту.