День да ночь
Шрифт:
– Там порядок. Солдаты, может, и дремлют, но часового выставили. Не бывает, чтобы часового орудия не поставили.
– Посмотрим, - не стал спорить Кречетов.
Хаустову очень хотелось, чтобы у Ракитина все было в порядке. Но четвертый час ночи. В это время и артиллеристам спать хочется.
– Стой! Кто идет?!
– вполголоса окликнули их метрах в двадцати от орудийного "пятачка".
Кречетов не ответил. Шел вперед. Хаустов - рядом.
– Стой!
– так же тихо повторил голос.
– Стрелять буду!
Щелкнул затвор
– Старший лейтенант Кречетов и лейтенант Хаустов, - поспешил с ответом Кречетов.
Хаустов был доволен. Артиллеристы не подвели. Это вам не пехота какая-нибудь. Пусть старший лейтенант почувствует, что такое артиллеристы.
Кречетов ни радости, ни удивления не проявил. Встретили, как положено. Нормально. Чего хвалить. Спросил:
– Кто часовой?
– Два часовых, - ответил Ракитин, который, оказывается, тоже не спал.
– Дрозд и Бабочкин.
– Почему два?
– Сложная обстановка. Ведем круговое наблюдение.
– Так-так... Остальные спят?
– Разве тут уснешь, - пожаловался Лихачев.
– Опарин рассказывает, как он в ресторан ходил. Это, скажу я вам, кино...
– Опарин в ресторан?
– заинтересовался Кречетов.
– И часто ты по ресторанам хаживал?
– Один раз, товарищ старший лейтенант.
– Понравилось?
– Как вам сказать... Чисто, конечно, скатерти белые, на каждом столе по цветочку. Только народ там сидит чудной. Морды у всех толстые, рубашки белые, галстуки разноцветные и шампанское хлещут. А бабы с ними... Спереди на платье вырез - во!
– Опарин показал на своей серой суконной, какой у тех баб спереди вырез.
– Сиськи наружу. И спина голая. Чудно... У нас на Форштате такое не носят.
– Чего тебя туда понесло?
– А так, для интереса. Были мы тогда немного поддатые. Вот и решили в ресторане пивка попить.
– Попили?
– Попили... "Пиво кончилось, молодые люди, - произнес он, каким только смог противным голосом.
– Вы бы лучше в пивную сходили. Пойдемте, я вам выход покажу". Это официант такой у них. А швейцару, который нас пропустил, выговор сделал, и опять противным голосом: "Зачем ты всяких пускаешь!" Хотел я им в окно кирпич послать, так ребята отсоветовали. Милиция прибежит, канитель начнется. Так и ушли.
– И правильно сделал. Ну их. Не по-нашему там карману, Опарин, и кажется мне, не по твоему характеру. Я тоже однажды с друзьями в ресторан завалился, так почти всю получку оставил. Черт с ними. Не в ресторанах, Опарин, счастье. Ты давай, расскажи им еще что-нибудь, чтобы не спали, а мы дальше пойдем.
Кречетов с удовольствием посидел бы здесь, потрепался с ребятами. Но надо пройти по всей линии обороны. Такова доля командира, и обязанность, и честь.
– Заглянем, что ли, к Афонину с Бакурским?
– предложил он.
– Вы там поосторожней, - предупредил Ракитин.
– Сразу голос подайте, а то можно и пулю схлопотать.
–
– Тут думать нечего. К ним тишком не подойдете.
– Ладно, посмотрим.
Офицеры пошли туда, где располагались Афонин и Бакурский. Не по самой траншейке, конечно, а поверху, по полю...
– Если вы к нам, то мимо идете, - раздался вдруг из темноты негромкий голос Афонина.
Офицеры повернули, подошли к траншее и только тогда увидели солдата.
– Спускайтесь, чтобы не маячить, - попросил он.
Офицеры спустились в неглубокий окоп.
– Почему не окликнул, не остановил?
– спросил Кречетов.
– Что мне вас останавливать? Вы мое начальство.
– А, может быть, фрицы шли?
– Какие там фрицы, я же понял, что вы идете.
– Как это понял?
– Первое, - стал перечислять Афонин, - открыто шли. Фрицы сюда открыто не пойдут: - ползком или пригнувшись. Второе - вы рядком шли. В разведку так не ходят. Ни наши, ни они. В разведку гуськом надо, или цепью, подальше друг от друга. А вы рядком. Третье - фрицы бы потихоньку пробирались. А вы громко шли, каждый шаг слышен.
– Умыл ты нас, Афонин, - признался Кречетов.
– Умыл. А это все? Может, еще что-нибудь?
– Да так, мелочь...
– Что за мелочь? Нам тоже полезно знать, что мы пролопушили.
– А еще, товарищ лейтенант, портупея у вас скрипит. У фрица скрипеть не будет, они портупеи не носят.
Уши у Хаустова вспыхнули. Одна только радость, что в темноте этого никто не видел. Сейчас он и решил, раз и навсегда, что как только вернется на КП, снимет эту чертову портупею и не наденет ее до конца войны.
– Понятно, - решил выручить лейтенанта Кречетов.
– А вдруг мы все-таки не те. Всякое может случиться.
– Случиться может, - покладисто согласился Афонин. Чего впустую спорить со старшим лейтенантом.
– А ты нас вплотную подпустил. И без оружия встретил. Автомат у тебя на шинели отдыхает...
– Вас всего двое, а у меня нож под рукой. Ничего, управился бы. И потом, - Кречетов почувствовал, что Афонин усмехается, - Бакурский с пулеметом вас под прицелом держал. На всякий случай. Ему двоих срезать, что комару чихнуть.
– М-да, - протянул Кречетов.
– Серьезный, вижу, здесь народ собрался. А где Бакурский? До сих пор нас под прицелом держит?
– Зачем, он делом занят. Пока мы с вами шумим, он наблюдает. Впереди наших нет, без наблюдения нельзя.
И получилось: вроде бы он учит старшего лейтенанта. Объясняет ему, как надо себя вести, когда впереди наших нет. Кречетов не обиделся. Только еще раз протянул:
– М-да...
– И похвалил: - Порядок у вас здесь. Нормально.
И не стал говорить, как много от них зависит. Если они сумеют подорвать танк, осветить степь, да еще придержат автоматчиков, хоть бы на пару минут, то всем остальным намного легче будет. Сказал: "Удачи вам, ребята!" Знал, что удача им очень понадобится.