Дерзкая. Пленница (тело)хранителя
Шрифт:
Каким-то образом за три дня я вновь стал походить на человека.
Видеть свое лицо в ссадинах и гематомах я привык, чего стоил видок после пластики. Ждать дальше я уже просто не мог. И вот сегодня, в здании аэропорта меня охватило странное чувство.
Будто внутренний голос предупреждал, что я совсем не обрету, а потеряю. В глубине души я это знал. Прошло столько лет, и облегчение от того, что моя семья жива, сменилось неопределенностью. Я понятия не имел, что меня ждет там. В стране, где было легко скрыться беглецам, и рассчитывать на то, что
– Славен, я как бы не совсем по этой части… - виски плещется в бокале, я почти не ощущаю его вкуса.
– Очковать в твоей ситуации вполне нормально. Точно решил? Десять лет ждал, неделя решит что-то?
Бросаю на Белого тяжелый взгляд. Он кивает.
– Я в любом случае возобновлю поиски. Я найду эту тварь, что убила Каймана и его дочь. Судя по тому, что концов не найти… это кто-то из тех, кто желал твоей смерти. Я не хотел брать в разработку версию с безопасниками, но теперь нам ничего другого не остается.
– Повоюем, - залпом выпиваю. – Так нашего брата еще не косили. Запутывая ходы, чужими руками, сталкивая нас лбами. Ты явно перешел им дорогу. Думай, где. Стингрей на связи, все наработки предоставит. Я вернусь, и займемся этим вплотную.
Белов наполняет стаканы. Недолгая тишина прерывается только объявлениями о посадках на рейсы и шумом скорых улетающих.
– Честно, сам не пойму, что меня останавливает от того, чтобы не раскроить тебе череп за Юльку. За то, что ты сделал с ней у всех на глазах. Башкой секу, что ты мстил мне за своих, но блядь, Булат, не гарантирую, что выдержу и однажды не выстрелю тебе в спину. Спи в бронежилете.
Не напиваться перед полетом, видимо, для меня вообще не осуществимая идея, если разговор свернул на эту кривую.
– Вернусь, устроим мочилово в рукопашную на пустыре. Ты и я. Как говорил психиатр, которого после этого всего тогда ко мне направили, гештальты позакрываем, ага. Если это не поможет, можешь снова со мной воевать, когда отыщем тех тварей, что все это организовали...
Под дых бьет горячая волна. Наполняет меня чем-то возвышенным, азартным, полным предвкушения. Под виски я сам не понимаю, что это – ожидание встречи с семьей, либо же имя Юльки уже начинает меня колбасить с нечеловеческой силой. Воспоминания атакуют с периодичностью в четверть часа, оставляя внутри чувство надежды, а следом – пустоты.
Ее огромные глаза. Изогнутые в дерзкой усмешке губы. Запах ее волос и кожи, горячее тело, хриплые стоны экстаза в моих руках. Это новое безумие, с которым я пытаюсь бороться, только не могу.
– Хрен ты вообще это искупишь… чего она только так за тебя жилы рвет, все время умоляет не убивать, телефон обрывает, уточнить, не сделал ли я что-то с тобой. К психиатру ее, что ли. Боюсь даже думать, что ты ей рассудок повредил…
– Твоя дочь сильнее нас обоих вместе взятых. Какой психиатр? Сам сходи проверься. Задавил девчонку, чтобы только под твои команды плясала. Выдал замуж за Косача ради наживы. Она что, заслужила такое? Сына уже терял, может, пора остановиться?
– Погоди, ты что
– Как она?
Мой вопрос ставит его в тупик, но при этом прерывает поток возмущения. Белов опрокидывает виски и пожимает плечами.
– Как в себе замкнулась. Видеть никого не хочет. Правда, улыбается иногда. Нормально так, как раньше. С Дианой постоянно шушукаются, это их, бабские вопросы. Косач охренел, будто делает мне одолжение, не расторгнув брак. Юленька сильная, но попросит разрешения на развод… наверное, помогу с этим.
– Кстати. – сердце отчего-то царапает, и я спешу сказать хоть что-то, понимая – я уже не так хочу лететь на встречу с семьей, как сорваться и обнять эту сильную, непокорную, и в то же время такую ранимую девчонку. – В душе не ебу, что у вас там произошло, но прекрати обращаться к ней «Юленька». Ее передергивает от этого, едва ли не до панических атак. Ты что, иглы ей под ногти загонял и ласково называл? Белый, я не воспитатель конечно, но за это сам тебе в табло врежу по прилету. У меня все.
– Ты что это? – на его лице прозрение. – Ты и моя дочь… Ты, совсем рамсы попутал? Да забудь и распрощайся, ясно? Спецом не позволю развестись. Пусть лучше там, чем с тобой…
– Надо же. Я было подумал, ты пересмотрел свое отношение к ней. Средневековье у тебя в башке.
– Тебе на рейс пора, - похоже, потепления в наших отношениях уже никогда не будет. – Считай, что мы заключили пакт до расследования. О моей дочери забудь. Да и зря я парюсь, ты к семье летишь. Это блажь, Булат, ничего иного. Мужики всегда на Юляху голодным взглядом смотрели, заипался их отгонять.
– Предупредил тебя, - виски меня почти не взял. – И запомни. Пусть мы и начали с ней не очень хорошо, я ее от всех защитить смогу. И от тебя тем более.
– А от себя? – недобро смотрит Белов.
Но я уже не хочу отвечать, понимая, что разговор ничем хорошим не закончится.
– Мой рейс. Надеюсь, ты найдешь их всех до моего прилета. Убивать не спеши. Хочу в этом поучаствовать лично…
Юля
Поначалу шумный зал ночного клуба показался мне рассадником бойни зомбиапокалипсиса. Я так и застыла на входе, не в состоянии сдвинуться с места.
Прошло три недели после моего освобождения. Три недели моего вынужденного заточения дома, потому что я никого не хотела ни видеть, не слышать.
Времени было предостаточно, чтобы понять – Тагир уже не вернется. Я ничего о нем не слышала. Отец категорически отказывался обсуждать эту тему. Все, что я знала – что мужчина, чувства к которому так неуместно вспыхнули, улетел в Испанию, где все это время отец скрывал его спасенную семью.
Поначалу я думала, что он даст о себе знать хоть как-то. Что вернется – хотя бы для того, чтобы расставить точки над и. Но нет. Похоже, что он там остался.