Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
В вестибюле, несмотря на поздний час, людей было множество – очевидно, слухи по дворцу распространялись со скоростью лесного пожара. Здесь можно было увидать и задержавшихся визитеров, и разночинцев всякого звания, и даже придворных дам. Все они, сообразил Достий, пришли и лишний раз напомнить о себе знатным гостям, выразить им свое почтение, и поглядеть на встречу августейших родственников, да быть в курсе последних меж ними отношений. Не подлежало сомнению, что герцог свое появление не только не утаил, но и донес до всеобщего сведения. Непонятно молодому человеку было, отчего в таком случае он стоит, почитай, на пороге: аудиенция-то официальная – но он быстро сообразил, что это позволяет встрече оставаться практически публичной. Ежели Его Величество
Этакое многообразие присутствующих Достиеву задачу и упрощало, и одновременно усложняло: в такой толпе придворных можно было затеряться самому, но с другой стороны, нелегко было высмотреть хоть что-то поверх голов. Но молодой человек проявил усердие, и спустя несколько минут хороший наблюдательный пункт ему найти все же удалось – на одной из боковых лестниц. Как оказалось, очень вовремя: Наполеон уже был тут – направлялся к визитерам навстречу обычной своей энергичной походкой. Если бы Достий не помнил о ране, нанесенной всего несколько дней назад, то думал бы, что монарх не только в добром здравии, но и в прекрасном расположении духа.
Герцог, которого было заметно среди прочих по осанке и манерам – ему была свойственна некая высокомерная величавость – встретил венценосного племянника сдержанным, но не лишенным почтительности поклоном. Выглядел он внушительно, невзирая на не слишком высокий рост – видимо, семейная черта – а поседевшие до снежной белизны волосы и аккуратная бородка придавали ему благообразия.
Рядом со знатным гостем Достий заметил молодого человека: наверное, тому еще и тридцати не было. Должно быть, секретарь или помощник, решил Достий, но тут же сам с собой не согласился. Молодой человек выглядел весьма щегольски для простого служащего, да и держался свободно. Манеры у него были живые и даже игривые: он озирался безо всякого смущения, рассматривая собравшихся людей и беспрестанно улыбался. Достию понравилось его открытое поведение, и он не сомневался, что человек тот не дурной (мнение он свое составил даже невзирая на то, что находился на значительном расстоянии и хорошенько рассмотреть незнакомца не мог). Судя по всему, молодой этот человек приходился родственником герцогу – а значит, и Императору тоже.
Его Величество тем временем приблизился, обменялся со старшим родичем церемонным поклоном. Тем не менее, несмотря на то, что герцог приходился ему близким родственником, Наполеон держал себя достаточно холодно, оставаясь исключительно в рамках вежливости. Как будто бы Император желал без слов сказать гостю: эк тебя принесла нелегкая, как бы мне от тебя поскорее отделаться?.. Припомнив, как Его Величество цедил сквозь зубы перед зеркалом Достий лишь подивился, как тот еще держит себя в руках. Не будь здесь оравы придворных, как знать, может и высказал бы все откровенно да в глаза, а теперь приходится, конечно, держать лицо. Знал бы герцог наперед – глядишь, и иначе бы встречу обставил... Младший же гость, презрев протокол и радостно улыбнувшись, заключил монарха в объятия. Достий охнул и оперся о стену. Он всегда принимал чужие злоключения близко к сердцу, а тут ему даже дурно стало – объятия пришлись как раз на поврежденный бок. Наполеон, впрочем, никак не выдал себя, не отстранился и не выразил своего неудовольствия любым иным способом. Лишь засмеялся и сказал что-то веселое (Достий услышал слово “кузен”), хотя, пожалуй, ему было весьма больно.
Молодому человеку даже подумалось – ну почему же не может он испытать чужую боль, хотя бы на время избавив Императора об этого прискорбного ощущения? Не убыло бы с него, это точно, а Его Величеству бы легче было...
Как бы то ни было, но покуда мечты оставались только мечтами. Меж тем, Его Величество с неудовольствием оглянулся на собравшихся и сделал повелительный жест гостям следовать за ним. Это надо было понимать как окончание зрелища, и Достий не замедлил удалиться.
Как ни затворнически жил молодой человек, но все же за два
Потому-то он заприметил посторонний шум и голоса, доносившиеся из той части сада, которую принято было полагать скорее его задворками.
Достий любил гулять здесь по причине немногочисленности людей, предпочитая уединение, и стараясь выбрать для прогулок час ранний, когда большинство вельмож еще мирно почивают на перинах, и только шибко бойкие Императоры хлопочут относительно обустройства своих дел.
Прекрасный дворцовый сад, остававшийся по-своему красивым даже после налета, охватывал императорский дворец будто кольцо. Однако в глубине его, ближе к стене, у дальних северных ворот, располагались строения не столь уж пригодные для пребывания в саду, и вряд ли приятные глазам придворных: постройки хозяйственные, в том числе и конюшни. Там чаще всего можно было видеть либо кавалергардов либо дворцовую прислугу, а и те и другие не тратили время на пустопорожние беседы, так что никогда Достию не доводилось слыхать в этой части сада посторонних переговоров. Сейчас же он явственно мог расслышать доносящиеся с той стороны человеческие оживленные голоса. Привыкнув во всем, что творилось при дворе, сыскивать некий тайный умысел, он прибавил шагу, и вскоре смог разобрать:
– ...Говорю тебе, Хамсин возьмет первое место в этом сезоне!.. – горячо восклицал кто-то. – В прошлом заезде обошел на пол-корпуса и Борея и Руту...
– Ну надо же, – отозвался слегка насмешливо, но, впрочем, добродушно, другой голос, и Достий, к тому моменту уже достигший кустарника, которым обсажены были тут дорожки, распознал Его Величество. – Что же, ты думаешь выкупить его?
– Так мне д’Юма его и уступит... – проворчал собеседник. – Впрочем, – тут же оживился он, – эта красавица тоже хороша. Чудные бабки!
– Еще женись на ней.
– Да брось. Ты просто не видел мою Латту. Чаровница! Шея лебединая, масть молочная совсем, я таких чистых прежде и не видывал... А ласковая что котенок... Будешь себя хорошо вести – дам покататься, – внезапно сообщил хозяин Латты, придав своему голосу напускной строгости.
– Не надо, – серьезно посоветовал Император. – Жалко будет,если попорчу. В моем понимании или лошадь вынесет тебя из-под обстрела, или на колбасу ее.
– Не хочу даже слышать!.. – кажется, собеседник и уши закрыл, потому что заговорил чуть громче, будто прилагая усилия чтобы самому разбирать свой голос. – Что бы ты понимал в благородном деле конезаводчества!..
– Я практик, – все так же доброжелательно подсмеиваясь сообщил невидимому оппоненту Наполеон. – Ну, брось с ней обниматься. Возьми седло да прокатись, что ты мнешься...
– Спасибо!.. – немедленно оживился тот, и послышалось звяканье сбруи. Достий вздохнул и побрел прочь. Судя по всему, Его Величество в очередной раз встретил старого знакомца, а быть может и сослуживца – учитывая, как вольно им говорилось. Мешать чужой беседе молодой человек постеснялся. Однако, любопытство заставило его пройтись вдоль живой ограды в поисках подходящей прорехи меж веточек, и скоро он таковую нашел.
Взгляду его открылось небольшое открытое пространство, усыпанное мелким гравием и примыкающее к конюшням. Император стоял тут же, у подпорок для седел, небрежно на них облокотившись. А поодаль недавно виденный Достием молодой человек с явным удовольствием ерзал в седле, устраиваясь поудобнее. Затем он пустил лошадь шагом, ласково похлопывая ее ладонью по шее. Сразу видно было, что он ладит с этими умными и благородными животными – стоило хотя бы взглянуть в его сияющие от счастья и полные какой-то детской нежности глаза. А до чего ловко он держался в седле!