Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
– Нет, – уронил он, и стало ясно, что его не уговоришь. – Поведай лучше, что знаешь. Что на собрании?
Теодор потер подбородок, и вид у него сделался сомневающийся.
– Ну… – начал он. – Как бы тебе это сказать…
– Что-то нехорошее? – насторожился Наполеон и даже немного приподнялся. – Кто-то из этих пустобрехов мне Баля расстроил?
– Нет. Не думаю. Если честно, то совсем нет. Скорее наоборот.
– Что ты имеешь в виду?.. – На лице Императора отразилась тревога. Он явственно был обескуражен этими телеграфными ответами. Духовник же странно дергал уголком рта, как будто сам не мог определиться: то ли ему рассмеяться то ли наоборот, рассердиться.
– Вообще-то, – наконец, начал он, – твой Советник попросту
Достий уронил книжку на пол. Наполеон растеряно сморгнул, продолжая глядеть на рассказчика – как будто полагал, что тот сейчас поправится. Но он не спешил, все так же продолжая глядеть в сторону а потом махнул рукой.
– Ну, ладно, – произнес он. – Бальзак меня в коридоре поймал, я из синодальной конторы возвращался. И говорит – ступай, Теодор, со мной, Его Величество слег, а я один дюжину его министров не осилю, все ж таки, я не совсем они по полномочиям, сам понимаешь. Ну, я-то понимал, и потому пошел. Началось заседание тихо да мирно, принялись они обсуждать какие-то вещи, мне не очень понятные – я же начала не слышал, какой вопрос был поднят. Попал, как с корабля на бал. Ну ладно, сижу… Потом министры эти давай ломаться – и то им сомнительно, и это, и вообще выждать бы надо, и в конце концов если это дело такое важное, то пущай им занимается сам Император, а не присылает своего Советника. В общем, не захотели даже голосования проводить. Бальзак сидит, как оплеванный – ну, а что он с ними сделает, ему в лицо смеются… А потом как хлопнет бумагами по столу, как рявкнет на них, министров этих – «Сидеть!». Они и сели, от растерянности… А он им – что, говорит, забыли, как кое-кто из вас из этого кабинета выбывал вперед ногами? Балаган тут устроили, как будто я тут с вами свои личные дела обсуждаю, а не Императорский проект, нос воротить будете… Да как укрыл их… Трехэтажной конструкцией, они так рты и пооткрывали. Небось, не ожидали такого, сколько лет все тихо было, знают уже, что Советник человек малоэмоциональный, вежливый… А он как разошелся – стекла в окнах дрожали. Такие-сякие, дескать, цены себе не сложат, нет, чтобы делом заниматься, они тут развлекаются, видно, в департаментах у них все хорошо. Давно ревизий не было. В каждого пальцем ткнул, у вас, говорит, столько долга, а у вас столько, и если все тут такие умные, то пусть катятся к черту и зарабатывают недостачу как хотят…
Достий, хотевший, было, подобрать оброненную книжку, позабыл про нее совсем. У него в голове не укладывалось то, о чем любимый рассказывал. Вроде детской потешной игры, «путаницы», в которой всякие небылицы выдумываются. Невероятно было себе вообразить эдакие страсти наяву…
Того же мнения, очевидно, был и Наполеон – слушал, едва рот не открыв, и кажется, уж готов был себя ущипнуть, чтобы проверить – спит он или нет. Именно этот момент Высочайший Советник выбрал, чтобы войти в комнату.
– О, – произнес он. – Что за консилиум в моей спальне…
– Это правда? – с живостью обернулся, чуть поморщившись от боли, Его Величество. – То, что рассказывает Теодор – правда?
Лицо его ближайшего соратника моментально будто бы окаменело и лишилось любых выражений – было ясно, как божий день, что отвечать Бальзаку не хочется.
– Ну так, – поторопил монарх. – Ты и правда наорал на кабинет министров, мой тихий и сдержанный друг?
По лицу Бальзака пробежала тень, наподобие нервной судороги, и он выдавил:
– Это было логично.
Окончание его ответа потонуло в дружном смехе.
====== Глава 10 ======
До конца дня во дворце было тихо. Даже слуги переговаривались шепотом – они всей истории не знали, но чувствовали, что происходит нечто неординарное.
– Министры это так просто не забудут, – заметил Бальзак, когда кормил раненого – из его рук тот согласился принять несколько кусков, хотя было заметно, что это дается Наполеону через силу. – Я ведь всегда твердил – надобно держать себя в руках… Думал, уж со мной-то такой
– Но приключилось, – с удовольствием подытожил Император. Он явственно наслаждался этой историей.
– Да, приключилось, – с отнюдь не счастливым вздохом подтвердил его Советник. – Но такие люди обиды не прощают. Затаят, да будут носить камень за пазухой, ожидая, когда можно будет отомстить обидчику…
– Им уж недолго в игре быть, – пожал плечами правитель, и снова поморщился – он все время забывал, что нездоров. Впрочем, силы быстро возвращались к нему.
– Это-то и худо: они же не первый день как на свет родились, – продолжал сетовать Бальзак. – И понимают, что к чему. Чувствуют, что от власти их оттирают… Да и нехорошо это, – внезапно добавил он, – министры ваши люди почтенных лет, в отцы мне годятся, а я с ними так…
– Как же эдак вышло? – внезапно мягко поинтересовался духовник, обычно к чужой несдержанности на язык бывший весьма строгим.
– Испугался, – просто пояснил Бальзак. – Мне нужно было сделать дело, а я не мог, потому как вел его совсем не так, как ведет Его Величество.
– Ты решил, что его методами у тебя получится больше? – поднял брови святой отец.
– Никаким чудом, Теодор, у меня не получилось бы применить то, что ты именуешь «его методами», – вздохнул Бальзак.
– Но эффект ты произвел, – усмехнулся раненый. – И выиграл мне время. Это сейчас важнее. Я завтра уже встану. И все решу.
– Ну конечно…
– Что?!
– Завтра?
– Что-о?!
– Начинается, – махнул на спорщиков святой отец рукой, а сквозь его голос отчетливо на заднем фоне прозвучало что-то про то, что «я с империей управляюсь, а какая-то мелочь мне не по зубам будет?!» и ответное ворчание. Достий лишь поднял книжку повыше, пряча улыбку.
Присматривая за раненым и не давая ему по возможности скучать, они втроем сменяли друг друга. Наполеон вставал изредка с постели, но Советник строго-настрого запретил ему прогулки дальше, чем до ванной комнаты и обратно: хоть лезвие кинжала чудом и обошло жизненно важные органы и крупные кровеносные сосуды, но проникло глубоко. Рана была коварной и болезненной. Наполеон по этому поводу со знанием дела сообщил, что ему свезло – нападающий не был профессионалом, пырнул, видимо, не глядя, а не то бы уж было кое-кому небо с овчинку. Хоть и не причинили Императору столько вреда, сколько намеревались, ему все же стоило себя поберечь и провести несколько дней в покое. Только вот как раз покой и был Наполеону невыносим. Причем невыносим настолько, что Его Величество готов был бороться с ним самым изощренным способом.
В один из дней Достий направился к нему в опочивальню с целью сменить Бальзака, чтобы тот мог вернуться к насущным государственным делам. Едва переступив порог, Достий услышал его монотонный голос. Судя по непрерывному потоку слов, лишенных хоть малейшей эмоциональной окраски, он пытался развлечь чтением Наполеона. Достий пожал плечами и шагнул в спальню.
И верно – Бальзак, пристроившись поверх одеяла, читал вслух какую-то книгу, держа ее на коленях, а Император хмуро рассматривал полог над кроватью. Достий шепотом поздоровался и хотел, было, пройти к карверу, который успел облюбовать за время своих дежурств у монаршей постели, как услышанное заставило его застыть на месте, открыть изумленно рот и залиться густым и жгучим румянцем.
– После подобного любовного акта, – неторопливо вещал Высочайший Советник, прилежно водя пальцем по строчкам, – требующего от возлюбленных опыта и известной ловкости членов, следует предаться отдохновению. Возлюбленные ложатся на постель, не разрывая связи своих тел, и сплетают руки в объятиях. Отдохновение длится до тех пор, пока нефритовый молот мужчины снова не обретет… Здравствуй, Достий… твердости и…
– Довольно, – махнул рукой Император. Выражение лица у него было совершенно кислым и безрадостным. – С выражением ты читать так и не научился, я понял.