Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
Достий печально переводил глаза с одного спорщика на другого, а после последней реплики горестно вздохнул.
– Ваше Величество, – попросил он, – вы бы так не напрягались, диафрагма же... Ну правда...
– Еще и эту невинную овечку научили, – Наполеон устало закрыл глаза.- Меня окружают параноики.
– Скажите за это спасибо, – Бальзак был неумолим. – Мне не улыбается смена династии послезавтра, знаете ли.
– Какая еще смена династии? – не понял Наполеон, и даже один глаз приоткрыл. – Дядья у меня тоже все Бонапарты же...
Бальзак
– Как думаете, – процедил он, – как долго они продержатся на престоле?
– Отравишь? – повеселел тот, однако Советнику надоели препирательства. Он громко захлопнул книгу, опустил ее на стол, к стопке других, и поднялся.
– Пост сдал, – сообщил он Достию с такой интонацией, как будто принес весть о моровом поветрии, охватившем весь континент. – А меня ждут более важные дела, чем эти фантастические прожекты.
И с этими словами был таков.
Достий пробравшись к своему любимому карверу, молчал, стесняясь и не зная, куда себя деть. Молодой человек с ужасом ожидал, что монарх теперь затронет еще какую столь же неудобную и щекотливую тему. Тот, конечно же, не преминул высказаться именно в этом ключе.
– Зря ты, Достий, книжку-то вернул… Полезное чтиво.
Молодой человек издал неопределенный звук, который можно было бы расценить и как согласие, и как робкое нежелание продолжать подобный разговор.
– Ну полно, знаю я тебя, под стул спрячешься вместо того, чтобы побеседовать нормально… Ты с собой вон, я смотрю, свою литературу принес. Что это?
– «Правила исповедника» старца Максимия… – совсем стушевался Достий.
– Что еще за правила? – монарх неожиданно прибодрился, пристроил руки под головой, чтобы она была повыше и удобнее было смотреть на собеседника. Достий сбивчиво и вполголоса пояснил – книжица в его руках, тонкая и весьма потрепанная, содержала свод наставлений, коими должен был руководствоваться любой священнослужитель, допущенный к таинству исповеди. Правила эти, хоть и путанные и не поддающиеся однозначной трактовке местами, были обязательны для изучения, а набиралось их три десятка.
– А ну-ка, зачитай что-нибудь!
Достий послушно раскрыл первую страницу.
– «Исповеднику надлежит во перву голову знати, что тайна исповеди есьм тайна за семью замками, за сотнею печатей, паче страха умервщления надлежит страшиться выдать ее».
– Хорошее начало, – покивал Наполеон. – А ежели кто в убийстве признается, или в том, что большое бедствие грядет? Война, там, например… А то грешки свои сплюнул и пошел как ни в чем ни бывало… Ладно, дальше читай.
– «Зачиная исповедь, надлежит держаться в голосе тона ровного и спокойного, дабы внушить уважение и послушание исповедуемому. Во конфессионал взойдя, прочесть молитву об отпущении грехов и усмирении сердец мятежных, молитву о всепрощении Отца Небесного да молитву о несокрытии души своей»
– И все это «тоном ровным и спокойным»? Вот как Бальзак
– «Ежели у пары и более людей один грех, и все они равно или же как еще к нему причастны, исповедовать надлежит по одному, зазывая в конфессионал по очереди»
– Ага, – хохотнул Наполеон, однако, тут же поморщившись от боли. – А то опять нагрешат. Там же. На лавчонке. Дальше!
Таким образом, они перебрали все «правила», и по каждому у Его Величества было как минимум язвительное замечание, а иной раз он так и принимался хохотать, придерживая рану рукой. Достий в испуге вскакивал, ведь мало что могло случиться, мог разойтись шов или открыться кровотечение, но монарх лишь рукой ему махал – сядь, мол, на место и читай дальше.
Достий снова заглянул к раненому уже под вечер, желая справиться о его самочувствии – он не опасался застать там некой сцены, не предназначенной для посторонних, полагая, что Император все же внушился разумными доводами и даст своей ране затянуться.
Оказалось не заперто, и это Достий воспринял, как подтверждение своим предположениям. Он вошел, и, спустя всего пару минут, обнаружил, каково же истинное положение вещей. Но поначалу просто удивился: Его Величество, вопреки своему нездоровому состоянию, был на ногах, и, более того – при полном параде. Стоял у зеркала, повернувшись к нему боком – гладкая его поверхность отражала монарха от кончиков начищенных сапог до зубцов короны. Стоящий тут же Высочайший советник заботливо повязывал Его Величеству шейный платок, не прекращая говорить:
– …никаких инсинуаций. Будьте сдержаны, это необходимое условие. Не упоминайте об инциденте, даже если ваши собеседники будут задавать наводящие вопросы.
– Я не стану, – коротко отозвался Наполеон. Голос у него звучал глухо.
– С вами все точно нормально? – нахмурился его собеседник обеспокоено. – Я не переусердствовал?
– Нет. Плотный бинт, затянутый потуже – это именно то, что мне сейчас нужно, – Наполеон повернул немного голову и в зеркальном отражении увидал Достия. Улыбнулся ему, выказывая дружелюбие, однако юноша, видевший его лицо за минуту до этого, только головой покачал.
– Куда вы?.. – спросил он. – Что стряслось?
– К Его Величеству пожаловали его родственники, – чопорно отозвался Бальзак. – Сегодня утром мне принесли письмо от герцога, в котором он извещает нас о своем визите. Я взял на себя смелость написать ему в ответ, что его желание, безусловно, понятно, однако Его Величество не обязан менять свое расписание по причине чьих бы то ни было пожеланий. В ответ герцог подал прошение об официальной аудиенции.
– Будет ему… официальная… – мрачно посулил Наполеон. – Душу из него вытрясу….