Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
Впрочем, едва увидев его перед собою, Достий позабыл обо всем на свете. Вот это был собор так собор – если столичный поражал великолепием, то этот дышал подлинным искусством. Некогда белый, камень его пожелтел, будто пенька или старая кость, а многочисленные резные фигуры, украшающие стены, изуродовали потеки от дождей. Что поделать, и камень размывает… Целые вереницы святых выстроились вдоль карнизов, окна украшали искусные пилястры, а абсиды – барельефы. Колонны уходили под самые облака, огромные ступени, поистертые тысячами ног, приводили к арочным дверям, столь высоким, что в них можно было и конному
Внутри же… Самый запах говорил о старине. На славу потрудились древние безымянные мастера – умели же люди прежде создавать настоящие чудеса! До чего искусными были умельцы, обходящиеся простыми и грубыми инструментами!.. Одного дня мало было бы, чтобы обойти и рассмотреть все, что было внутри старинного храма. До чего тонка, тщательна была работа даже и в самых мелочах – просто удивительно, какие умелые руки должны быть, чтобы сотворить нечто подобное!
Не час и не два провел юноша в этом удивительном месте, а когда все же вышел наружу, на небе уже зажигались первые звезды. Охранники его, деликатно державшиеся в сторонке, подтянулись, завидев, что, кажется, визит близится к своему завершению.
Безмятежность этого места словно бы неохотно отпустила Достия от себя – он почти ощущал, как будто покидает какой-то волшебный мир. Даже не подозревал он, что может быть настолько чувствителен к окружающей его красоте! Сколько уже жил во дворце, где, казалось бы, самая пышность, но всегда бывал равнодушен к дворцовой позолоте и изысканным резным портикам. Но здесь… Здесь было совсем иное.
Окончательно же дивный покой оставил его, стоило лишь переступить порог дома, отведенного под дипломатическую резиденцию. Достий изначально удивился, отчего это самый обыкновенный жилой дом получил такое почетное поименование, но потом припомнил рассказы Бальзака: где бы посланника иной державы ни разместили, хоть бы и в курятнике, место это определяется как «резиденция» и отношение к нему соответствующее.
Наполеон работал за столом в гостиной, обложившись какими-то бумагами, разместив их на площади не только стола, но и прилегающей мебели. Азартно насвистывал и вообще, кажется, чувствовал себя преотлично.
– Я почти закончил, – объявил он, опять же не утруждая себя приветствием. Манера эта Достия частенько с толку сбивала – он только рот, было, откроет для «здрасьте», а на его голову уже выльется поток новостей. Император всегда вел себя так, будто они расстались вот только минутку как – или же не виделись сотню лет, если он успевал соскучиться, и не было никакого срочного дела.
– Скоро дома будем. Ну что, хорошо ли погулялось тебе? – При этих последних словах зеленые глаза монарха блеснули – он совершенно очевидно не сомневался в том, каков будет ответ. И Достий его не разочаровал:
– Замечательно! – чистосердечно откликнулся юноша, – Спасибо, что взяли с собой!..
– Да брось, – Наполеон улыбнулся еще шире, однако было заметно, что искренняя благодарность спутника ему приятна. – Мне это ничего не стоит, а тебе в радость, так чего ради я... Открыто! – последние слова относились, очевидно, к кому-то за дверью – Император загодя расслышал знакомые чеканящие шаги. В комнату проскользнул вестовой с телеграммой. Торопливо вручил ее Наполеону и отошел к дверям, встав там наизготовку. Вид при этом у него был самый наитревожнейший.
Однако оказалось, что дело в послании – пробежав его глазами, Наполеон побледнел так сильно, что проявились на скулах прежде незамеченные веснушки, бледно-золотистые, совсем невидные в обычном его состоянии. Расширившимися глазами он снова и снова перечитывал несколько строк на плотном листке, а затем смял его одним движением – лишь жалобно захрустела бумага – и ударил кулаком в столешницу, разбивая собственную руку. Кровь быстро пропитывала бумагу. Достий сидел ни жив, ни мертв, опасаясь подать голос: очевидно, что-то очень серьезное произошло. Быть может, на том самом важном заводе, или… Думать про «или» ему не хотелось.
– С-сукин с-сын, – хрипло выдохнул Его Величество, явственно позабыв о том, что он не один сейчас. – Глотку вырву… Поднимай всех! – это уже вестовому. – Мы ни минуты лишней здесь не задержимся. Дать депешу в восемнадцатый драгунский – нам с ними по пути. Чтобы к утру были на позициях. Остальным быть наготове до моего приказа.
Вестовой пулей вылетел вон, а Достий все так и сидел, весь помертвев. Он и хотел спросить, что за беда стряслась, но вид Его Величества был сейчас до того жуток, что слово молвить ему было страшно. Не оттого, что закричит, а то и ударит – этого Достий не опасался – а по той причине, что не знаешь, чего ждать от него.
– П-по столице уд-дар нанесен, – расцепив зубы, наконец, выговорил он, и Достий заметил, что собеседник заикается. Не то потому что стискивал челюсть и мышцы свело, не то…
– Кто?! – подпрыгнул на месте юноша. – Конгломерат?
– Можно и т-так сказать. – Наполеон отошел к окну, сцепил руки за спиной. Пальцы у него не дрожали, но тоже побелели.
– Час назад на западное крыло дворца был авиационный налет. Что от него ос-сталось могу лишь догадываться.
– Пострадавшие есть?! – Достий вскочил, как если бы мог сейчас сорваться с места и прийти на помощь этим пострадавшим.
– Есть, – Наполеон тяжело обернулся к нему. – Тринадцать ч-человек. Все, кто находился в тот м-момент в зале собраний.
– Ваши министры!.. – понимание настигло Достия, будто удар обухом топора. Бессильно он упал обратно в кресло. Неведомый враг, желая выбить опору прямо из-под ног, одним ударом лишил их государство самых знающих людей!.. Каково коварство!.. И уж на что Наполеон министров своих не жаловал – но тут и он с лица спал…
Между тем Его Величество покачал головой, медленно, будто бы заторможено.
– У меня дв-венадцать человек министров, – уронил он. И повторил: – Д-двенадцать.
Достий прижал ко рту руку. Дюжина чиновников, но погибших тринадцать, а кто, спрашивается, мог еще находиться в зале совещаний, как не императорский Советник… Торопился же домой, с новостями о заводе, собирался немедленно за дело взяться. Вот видимо и взялся на свою беду…
– Он пиш-шет, что Георгина и Теодор у него, – между тем вел дальше Наполеон, явно имея в виду неведомого противника. – Я не могу с уверенностью сказать, правда это или нет, х-хотя он обещает доказат-тельства. Георгина и правда могла вернуться – и попасть прямиком в засаду. Что же до Т-теодора… Ах, черт бы их всех побрал!!!