Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
– Най, пошло-поехало… – махнула в его сторону Георгина рукой. – Теперь не уймется, пока все не разжует…
– Лучше разжуй свой обед, – добавил Наполеон. – Смотреть страшно, и так тощий… – Впрочем, по его виду было понятно, что глядеть ему вовсе не страшно, а очень даже приятно.
– Отто к обеду так и не вышел… – вдруг припомнил он. – А надо бы и его покормить…
Достий едва не поперхнулся – это что же, о судьбе доктора еще ничего не известно?! Но Бальзак лишь покачал головой.
– Я распорядился отнести ему ужин. Сами понимаете, фон Штирлиц выглядит
– Сильно ли? – негромко поинтересовался Достий.
– Сломать ничего не сломали, насколько мне известно… Отто ведь не смог их встретить, как полагается – тут тебе и и внезапность, и численное превосходство, да и руки он вынужден беречь – это бич всех врачей и музыкантов.
– Всю потеху решили на потом отложить, – рассудил Император. – На сладенькое, как же. Я к нему загляну, пожалуй, хотя беспокоиться, подозреваю, нечего. Чай он знает, чем ссадины прижигать…
Далее речь зашла о каких-то иных вещах, о делах военных, а потому Достий мало что из беседы понял. Только то, что гвардию Его Величество перепоручает миледи на полное попечение, а сам отправится выяснить, что именно было уничтожено и какие документы надлежит восстанавливать, прихватив с собой для этого благого дела и Советника.
– А ты ступай да отдохни хорошенько, – напутствовал Император Достия, когда уже стоял на пороге. – На лице одни глазищи и те перепуганные… Давай-давай, не то Теодор меня живьем съест, как прознает. Что мог, ты уже сделал.
Достий неуверенно на Его Величество поглядел, но тот еще раз побуждающее ему кивнул. Поджидавший Императора в коридоре Советник серьезно подтвердил:
– Право слово, брат Достий, от перенапряжения никому добра не будет. Ступай, поспи, волноваться уж не о чем.
Все равно ощущающий себя немного бездельником, покидающем трудовое поле слишком рано, Достий и правда спустился по лестнице вниз, на первый этаж. Только в самом ее конце он сообразил, что задумался слишком глубоко, а ноги привели его в результате не к его опочивальне, а к комнате духовника – той самой, из-за которой выговаривал святому отцу Наполеон, расположенной под лестницей. Впрочем, рассудил юноша, отчего бы и нет – кому в такой-то момент есть дело до того, где скоротает он ночь. А в этих стенах и приятнее ему и покойнее, будто бы любимый его рядом. Ах, скорей бы с ним свидеться, да точно убедиться, что все в порядке…
Достий полагал, что не уснет, так он был взволнован, однако же, на деле сон сморил его, кажется, даже раньше, чем он успел закрыть глаза. Оказывается, был он здорово вымотан всей этой скверной историей, да настолько, что сам не ощущал этого.
Приснилось ему, ожидаемо, то, чего он более всего хотел бы для исполнения – теплое прикосновение сухих губ и успокаивающее проглаживание по волосам. Во сне он улыбнулся, ластясь к этой знакомой ладони, а та все не унималась, прикасаясь то здесь, то там, пока окончательно не прогнала сон. Достий открыл глаза – в полумраке только еще занимающегося рассвета
Достий тут же ухватил его за одежду и притянул к себе, чтобы обнять уткнувшись лицом жесткую ткань сутаны.
– Ну же, все хорошо… Достий…
Юноша в ответ только лишь сильнее вцеплялся в него и всхлипывал – сказались волнение и усталость.
– Вы целы? Все в порядке? – вдруг спохватился Достий и поспешно ощупал плечи и руки духовнику.
– Я цел и невредим, – заверил его собеседник, смыкая объятия. – Ты, хвала Отцу Небесному, тоже…
– Да что же могло мне сделаться?
– Не скажи, – возразил святой отец. – Как же благодарил я небеса, Достий, что ты в отъезде!
– Но я мог бы… – договорить, однако, не удалось, потому что отец Теодор мягко, но требовательно прикрыл ему рот ладонью.
– Одно дело, когда я сам попадаю в переплет. И другое – когда в опасности мои близкие. Что, если бы прихвостни Санчо прознали о нашей связи и захотели бы сделать с тобой что-нибудь плохое? А так я спокоен был…
– Мне было страшно… – признался Достий. – Святой отец, пожалуйста… Пожалуйста…
Он так и не смог выразить, чего хотелось ему попросить – так много всего он чувствовал и столько всего желал. Но одно из его желаний Теодор ощутил и тут же принялся за его исполнение – занял Достия поцелуем, одновременно с тем укладывая его на постель.
…К завтраку Достий припозднился, однако как ни старался, раскаяния ощутить не мог. Причина, что задержала его, была бы, наверное, уважительной, но молодой человек всей душой надеялся, что его никто об этом не станет расспрашивать. За столом же, кроме Его Величества и его Советника все равно никого не было: Георгина со вчерашнего дня как сгинула, влившись в ряды гвардейцев, так ее и не видал никто.
Завтрак, находящийся на столе, откровенно привел юношу в замешательство: перед Бальзаком стояла обычная для дворцового обихода фарфоровая тарелка, и он, неторопливо орудуя серебряной вилкой, поглощал скучного вида овсянку. Его Величество был чужд такому снобизму, и запросто вымакивал остатки тушенки хлебным мякишем прямо из жестяной банки, при этом даже не особенно глядя, что он там ест – его внимание целиком и полностью занимали разложенные на столе бумаги.
– Доброе утро, – вежливо кивнул Достию Бальзак. – Как ты себя чувствуешь?
– Спасибо, господин Советник, недурно.
– Теодор тебя нашел? Виделись? – не поднимая глаз от записей, осведомился Наполеон.
– Да, он…
– Хорошо. Пусть спит, он мне понадобится сегодня. Баль, что это за пункт?
– Где? – Советник перегнулся через угол стола, опершись о колено Его Величества. – Это количество выбитых стекол.
– Почему несколько колонок?
– Разного размера, я рассортировал, чтобы удобнее можно было составить смету.
– Какого черта твои стекла делают на обороте… – Император перевернул лист. – Черновика письма канцлеру?