Desiderata. Созвездие судеб
Шрифт:
Император яростно ударил кулаком в стену, пачкая кровью и ее тоже. Боли он в этот момент то ли вовсе не ощущал, то ли заглушал ею другую, куда более сильную.
– Этот ублюдок у меня к-кровью умоется…
И, не говоря более ни слова, вышел вон, хлопнув дверью так, что посыпалась штукатурка.
Время будто замерло – оно и шло и не шло вовсе. Постоянно что-то происходило – и вместе с тем странное оцепенение сковывало тело и разум.
Немыслимо было поверить во все случившееся. Достий перебирал в памяти черты лиц людей, которые в одночасье стали прошлым – и изо всех сил удерживался от того, чтобы немедленно не расплакаться. Он все надеялся на то, что как-нибудь дело обойдется. Что произойдет счастливая случайность, или что выяснится ошибка. Разве мог
Вслед за такими мыслями сердце стискивала тревога: духовник оставался по-прежнему в опасном месте, и что-то с ним будет дальше… Достий уж терял его как будто бы навсегда, расставался с ним без надежды увидеться вновь – но на этот раз сердце, казалось, не выдержало бы скорбной вести. Надо же, как раз тогда нужно было стрястись беде, когда между Достием и отцом Теодором только-только установилась такая доверительность и гармония…
Минуты тянулись одна за другой, становясь часами. Хоть и было объявлено всеобщую готовность, хоть и ожидал Достий, что сорвутся они с места, кидаясь в самую гущу событий, однако же, по какой-то причине этого все не происходило… Уж скорее бы, думал он, только бы не сидеть сложа руки и мучаясь неизвестностью. Достий с фронта еще знал – покуда ты бегаешь до онемения в ногах и спишь едва ли по часу в сутки, горе не так мучает, как при вынужденном покое.
О странном послании Достий узнал от уже знакомых ему караульных – те принесли ему поесть, и заодно справиться, как он. Отбытие отчего-то задерживалось, все нервничали, никто не знал доподлинно, в чем дело. Император отсутствовал, и это более всего беспокоило Достия: он корил себя за то, что оставил человека в такой тяжелый для него момент. Как бы не вдохновился он примером маршала…
Но оказалось дело совсем в ином.
– Привезли, значится, такой вот ящик, – показывал руками один из гвардейцев. – Деревянный, крепкий, и, натурально, в самые руки… Почтовый служитель лично принес, старшой по участку. Губы трясутся, говорит, никогда такие важные вещи через него еще не проходили, надо бы проследить самостоятельно, своими глазами… Ну это он так сказал. Думаю, любопытство его заедало. Но только ничегошеньки ему не перепало!
– А что же там было?.. – не утерпел Достий – В том ящике?
– А бес его знает! Император его выпотрошил в первую же минуту. А там какая-то круглая катушка, и на ей лента, а что оно – бог весть…
Но Достий немного оживился. Катушка, лента – все это очень походило на описания Советника, который, еще, казалось бы, так недавно, читал лекцию об электрических достижениях науки. Об освещении, средствах связи на дальние расстояния, и даже о записи звуков и изображений на специальные пленки-ленты. Что правда, существовали такие умопомрачительные доказательства прогресса пока что только за океаном – там, как говорил Бальзак, есть какая-то научная академия, где собирались ученые со всего света. Делились опытом, ходили друг к другу в гости из лаборатории в лабораторию, ревновали к славе и открытиям – в общем, все как у людей.
И если то, что пришло по почте – это и правда такая вот запись, то говорить это может лишь об одном. Очень тщательно и заранее планировался удар, кто-то крепко решил насолить Наполеону…
Оставшись один, Достий закрыл лицо руками, и почувствовал, как из глаз сами собой текут все же предательские слезы. Он не верил – не желал верить – что вновь случилось с его друзьями что-то нехорошее, опасное. И уж тем более ему не верилось, что близкий ему человек покинул этот мир. Юноше казалось, все это страшный сон, или что-то вроде того. Что дома все в порядке. И Бальзак ждет их – и Достия и Его Величество – как обычно ехидный свыше всякой меры… Невозможно было вообразить себе, чтобы это было не так.
====== Глава 3 ======
Желая принять посильное участие в совершающемся событии, и тем отвлечь себя от тягостных рассуждений, Достий, толком так и не поев, поспешил все в тот же кабинет «резиденции» –
Когда Достий заглядывал, то в дверях успел разминуться с парой человек из гвардии, которые даже по ее меркам казались рослыми. Выяснилось, что этих людей вызвал Император, чтобы те натянули на стене полотняный полог, пока он опускал все портьеры. Теперь здесь царил сумрак – неприветливый и даже, как юноше показалось, морозный. Такая же неприятная сухость колола кожу, вызывая мерзкий зуд.
Наполеон возился с каким-то аппаратом, периодически сверяясь с техническим описанием в потрепанной книжице. Чем-то шуршал и щелкал и не обернулся на шаги у него за спиной. Достий тихонечко присел рядом. Иногда – он знал – с людьми даже не требуется разговаривать, а только показывать свое присутствие, чтобы те не ощущали себя одинокими и брошенными. Он с интересом наблюдал за манипуляциями с незнакомым прибором.
– Принесли из местного синематографа, – без каких-либо чувств проронил Император тем часом. – Киномеханик сказал, что его забраковали, маловат он оказался и маломощен. А для нас в самый раз будет.
Достий кивнул, не зная, что тут отвечать. Заокеанские чудеса, очевидно, просачивались на континент, где в большей степени, а где в меньшей. Вот, уже и в Конгломерате синематографическим аппаратом обзавелись…
Заводился неведомый прибор очень похожим на граммофонный образом: застрекотал, и вдруг – по натянутому полотну запрыгали какие-то картины. Достий удивленно воззрился на стену – а между тем, изображение сложилось во вполне уже знакомый ему зал дворца – доводилось юноше бывать в этом помещении, хоть и изредка, зачастую, кого-нибудь сопровождая. Только вместо чинных должностных лиц там теперь заседали совсем иные люди. Во главе стола помещался незнакомый Достию человек – красивой внешности, тем не менее, показавшейся ему отталкивающей. Он был, должно быть, среднего роста – чуть повыше Наполеона – с открытым приятным лицом в обрамлении каштановых кудрей и костюм на нем сидел ладно. Спину этот человек держал ровно, посадка головы у него была гордая, взгляд строгих глаз – прямой. За его плечом разместились другие люди, в военной униформе Конгломерата – Достий ее отлично запомнил, и не помешало узнаванию даже то, что изображение было из различных оттенков серого и бурого цветов.
Человек на экране сделал какой-то жест и к нему подвели двоих – Достий узнал в них настоятеля и миледи Георгину. Держали их, очевидно, под строгим надзором, отлично отдавая себе отчет, сколь опасны могут быть эти двое. И связали на совесть, надо полагать.
– Не врал, стервец, – процедил Наполеон, наблюдая. – Запись сделал, к-конечно, как доказательство. Готовился. Под-донок…
– Кто?..
– Санчо. Хмырь, что все это выдумал.
– Вот этот господин?..
– Он самый и есть. У нас с самой войны друг на друга зуб. Именно он – автор планов диверсий, из-за которых опаздывала в решающий момент авиация.
Достий поглядел на незнакомца с куда большей неприязнью. Надо же, а такой с виду приличный человек…
– Требует пересмотра условий мирного с-соглашения, – продолжал между тем Наполеон. Долгое молчание было ему тягостно, вот он и говорил – то ли мыслил вслух, то ли заглушал внутреннюю пустоту словами. – Понимает, конечно же, что это несерьезная затея, од-днако он такой человек, ч-что и себя не пожалеет, чтобы наново разжечь к-костер.
– На что ему?!
– Его долг п-перед его родиной. Это как раз даже я понять могу. К-конгломерат проиграл, ушел с п-поля боя, поджав хвост и поскуливая. Условия договора для них выгодными не н-назовешь. Да и позор, конечно. Знать бы как он все п-провернул на этот раз…