Дети богов
Шрифт:
Смотреть ему в лицо я не мог, поэтому взял в зубы фонарик и с немалым облегчением начал спускаться в холодное чрево туннеля.
Пока мы пробирались по цверговой штольне с низким и плохо обработанным потолком, я размышлял: в какой момент Иамен перестал быть нашим пленником и стал спутником? Все мои размышления вели к неутешительному выводу, что пленником он никогда и не был. В самом деле, руки я ему освободил почти сразу. По всему, хотел бы он сбежать – сбежал бы. Мог бы еще и мертвого змея поднять и на нас натравить. Выходит… Но что выходит, я так и не успел
– Вот и пришли, – непривычно тихо сказал Нили.
Несмотря на его любовь к подземелью, в карликовом ходу моему телохранителю было не по себе. И мне было не по себе. Непривычные углы, странные пропорции – геометрия этих туннелей настолько отличалась от нашей или человеческой, что прогулка по ним вела к полной дезориентации. И еще казалось, что у тебя за спиной сидит что-то маленькое, тяжелое, мохнатое, и смрадно дышит тебе через плечо. Недаром говорят, что цверги вывелись из червей, пиршествующих на костях Имира. Кем бы не обзывал нас Иамен: хоть расистами, хоть коллаборационистами – а прогрызенный червяками ход и есть прогрызенный червяками ход. Я с радостью выпрямился – в самом коридоре нам порой приходилось чуть ли не четвереньках ползти – и стал карабкаться вверх. Железные скобы были скользкими, кое-где их и вовсе не хватало, и тогда приходилось виснуть на руках или тянуться, опираясь о камни. В душе я не раз и не два вежливо попросил Вотана, чтобы крышка колодца не оказалась заперта или прижата чем-нибудь неподъемным. И чтобы наверху была ночь.
Как попросил, так и сбылось. Крышка в этом колодце оказалась из старого щелястого дерева, легкого, как пробка. Я без усилий откинул ее. В глаза мне ударил острый свет звезд. Судя по положению созвездий, дело шло к полуночи. Я высунулся из колодца, подтянулся, опираясь о заросшую мхом каменную кладку, и спрыгнул в сухую траву. В лицо мне пахнуло прохладным ветром. Ветер нес в себе запах далеких ледников, и сладость луговых трав, уже подвявших, но еще подставляющих каждое утро головки неяркому солнцу. Пахнуло и озерной сыростью, и тучной черной землей, и сосновой хвоей.
– Альпы, – сказал я.
И вылезший за мной Нили распрямился, вдохнул воздух полной грудью и, раскинув руки, блаженно выдохнул:
– Альпы.
После душного карликового хода хотелось кататься по траве и визжать, как щенку. Я бы и покатился, если бы не было со мной Нили и некроманта. Телохранитель-то еще ладно, то ли он видал, а вот Иамен, кажется, и так считал меня чем-то вроде полудурка. Так что я просто шел вниз по пологому склону, запрокинув в небо лицо, шел к небольшому озеру, шумевшему зарослями рогоза. И все же на ходу подпрыгнул пару раз, словно веселящийся жеребенок. Давешнее ощущение крыльев за спиной усиливалось. Как ни странно, я не думал об Иамене: мне хотелось подняться ввысь и лететь над этим озером, над горами, чтобы мое отражение плыло внизу. А лучше бы – моя тень. Я, кажется, совсем одурел, но больше всего мне хотелось увидеть голубой водный зрак, жмурящийся под лучами солнца. Если бы не ночь кругом…
– Не увлекайтесь, Ингве, – прозвучал негромкий голос сзади. – Это только побочное действие снадобья.
И я рухнул с небес на землю,
– Не знаю, о чем вы думаете, но еще два шага – и вы провалитесь в болото.
И вправду, у берега было топко. Из вязкой почвы с лужицами воды у меня под ногами поднимались копья тростника, серые, как посеченный дождями частокол.
– Значит, все-таки альпийское озеро, – сказал я, присаживаясь на корточки и задумчиво поплескивая пальцами в холодной воде. – Странно. Мне казалось, лорд Драупнир прочесал все озера в этих краях.
– Ваш отец?
Я кивнул. Только такой безумец, как мой дед, мог наречь сына в честь им же откованного священного оружия. И вышел сынок: прям как копье, туп, как незакаленный наконечник. Э, да что говорить…
Иамен присел на корточки рядом со мной. Я отодвинулся. Еще не хватало тереться с ним плечами. Некромант тоже опустил руку в болотную муть и нахмурился.
– Странное какое-то озеро.
– Почему странное?
Он повозился в тине и вытащил длинную белесую нить водоросли.
– Рогоз тут необычный. С какими-то неправильными метелками. И эта серебрянка… это донная трава.
– Ну и что? Вынесло волной на берег.
Иамен, не слушая меня, поднял голову и всмотрелся в небо.
– Ингве, вам не кажется, что ручка Ковша перевернута?
– Что?
– Дайте мне ваши сигареты.
– С каких это пор вы курите?
– Я не курю. Дайте.
Я полез в карман, вытащил сигареты и кинул ему… левой рукой.
– С каких это пор вы заделались левшой, Ингве?
– К чему вы ведете?
В панике я уставился на небо. Дело шло к полуночи, и Большая Медведица низко висела над северным горизонтом. Ручка Ковша смотрела вправо. Вправо!
– Так мы что, не в Альпах?
– В Альпах-то в Альпах… С какой стороны у вас сердце?
Я, как дурак, полез щупать собственную грудь. Сердце билось справа. Я вскочил, дико оглядываясь.
– Иамен, что происходит?
Некромант тяжело поднялся с колен. Таким я его еще не видел. Даже когда Нили пытал его гвоздями, даже когда он рассказывал о своей матери… Похожее выражение у него на лице появилось лишь однажды – когда он мне показывал журнальную фотографию с выставки. Фотографию с портретом своего отца.
– Иамен, не молчите.
– Ингве, только давайте без паники. Мы не в настоящих Альпах. Мы в их отражении. И нам надо отсюда очень срочно выбираться, потому что подобные отражения – часть эрликова домена. Я не могу долго здесь находиться, потому что… потому что то, что вы вскоре увидите вместо меня, вам не понравится.
Проклятые цверги! Я оглянулся на Нили, который беззаботно пыхтел в камышах, как бегемот, достигший наконец-то желанной речной прохлады.
– Вы можете нас отсюда вытащить?
– Могу. Только, когда заклинание распадется, мы с вами окажемся на дне озера. Я понятия не имею, какая здесь глубина. Полагаю, ваш телохранитель тоже не умеет плавать?
Я покачал головой. Иамен в задумчивости потер подбородок.
– Одного из вас я сумею вытащить. Двоих… не уверен.
Я закрыл глаза и набрал полную грудь воздуха. И сказал сквозь зубы: