Дети богов
Шрифт:
На третий день после моего возвращения мать собрала рукоделье и вышла из комнаты, оставив меня наедине со стариком. Тот опустил веки, веля подойти поближе. Я подчинился. Старик поднял узловатый, годами кузнечной работы выдубленный палец, и указал на стоящий рядом с ложем табурет. Я присел. Облизнув сухие губы, Дьюрин тихо сказал:
– Готовься, Ингве. К тебе переходит Нидавель-Нирр.
– Да что ты, дед…
Он поднял пергаментную ладонь, приказывая мне молчать.
– Ты унаследуешь наш древний венец в страшные дни, мальчик. Зараза поразила
Я насторожился. Какая еще зараза? Свартальвы не подвержены болезням смертных, а то всем бы нам уже загнуться от рака легких и силикоза.
– Смерть и распад, – продолжал дед.
Я решил, что старик бредит, и поднес ему кубок с водой – однако Дьюрин отвел мою руку.
– Мне трудно говорить, а сказать надобно многое. Когда мир был еще молод… Когда жизнь не утекала между пальцами, а плескалась, как вино в кубке, наполненном до краев, и кровь моя была горяча… Я совершил неслыханное. Непревзойденное. Ни один из наших кузнецов…
Тут он замолчал надолго – настолько, что мне надоело ждать, и я решил взбодрить беседу.
– Да, дед, твое мастерство славилось издавна.
– Ты спешишь, – печально сказал дед. – Все вы, молодые, спешите. Спешил и я…
Вдруг он бросил на меня тревожный взгляд, и пальцы его сжали покрывало.
– Ты хочешь моей смерти. Тебе не терпится примерить мой венец, я вижу!
– Да живи еще тысячу лет, на кой мне сдался твой венец?! Век бы его не видать.
Терпение мое быстро подходило к концу. Я с усилием напомнил себе, что передо мной умирающий старик, мой дед, и его последние слова надо выслушать во что бы то ни стало.
– Вы все хотите моей смерти, все, – продолжал между тем бушевать Дьюрин, горячечно посверкивая глазками. – Мать твоя подливает мне в питье ядовитое зелье.
Я прикрыл глаза, медленно сосчитал до двенадцати и снова открыл. Как я жалел, что рядом не было некроманта! Вот у него бы точно хватило терпения выслушать все дедовы бредни и отделить крупицу истины от бессмысленного бормотания. Вдруг старик подскочил на кровати и дико уставился на меня:
– Меч! Нашел ли ты меч?!
– Дед, лежи, Имира ради.
– Ты должен найти меч.
Наглинг я, кстати, так и таскал с собой. После слов Иамена я по-другому взглянул на древнее оружие и решил, что нечего разбрасываться пусть и чужим, а добром. Сейчас меч лежал у порога комнаты. Входить к деду с оружием – это было как-то уж слишком, но в Нидавеллире меня так любили, что любое средство защиты могло оказаться не лишним. Убедившись, что свернуть дедовскую мысль к более практичным вещам мне не удастся, я встал, вытащил клинок из ножен и протянул старику. Я ожидал, что Дьюрин в своей горячке вцепится в Наглинг, как во вновь обретенного блудного сына. Старик мимоходом ощупал клинок и с неожиданной силой отшвырнул в сторону. Меч обиженно зазвенел по камням.
– Меч… – прохрипел он.
– Да какой меч, дед? О чем ты говоришь?
Внезапно глаза старика прояснились. Игнорируя все мои попытки уложить его обратно в постель, он сел прямо и ровно и глухо сказал:
–
– Постой, дед. Какой демон? Демонов не существует, это и малые дети знают.
Старик перевел на меня замутненные временем зрачки, и на секунду мне почудилось, что это совсем не дед мой глядит: с лица Дьюрина смотрели насмешливые глаза некроманта.
«Нифлингов не существует…» Неужели я вечно буду наступать на одно и то же кайло, причем любимой мозолью?
– …душу бессмертного, – продолжал Дьюрин, как ни в чем не бывало, – и ту пуповину, что связывает все сущее в семи мирах, ствол ясеня Игдрассиль. Срок его на исходе… Мир постарел, холодеет солнце, время жизни сменяется временем смерти и обновления. Грядет Рагнарек. Воет ведьма в Железном Лесу, наступает зима Фимбул, спешат боги на последнюю битву. Волк Фенрир пожирает солнце, рвет землю в клочья мировой змей Ермунгард. Корабль Нагльфар отплывает из Хель, на борту его празднует освобождение Локи Убийца Богов. С ним Утгарт-Локи и брат его Хрюмр и все етуны. Битва кипит, рушатся стены Асгарда…
Я утомленно вздохнул. Выслушивать «Старшую Эдду», да еще и в скверном шамкающем пересказе, мне было совершенно не в тему.
– Дед, ты говорил о демоне.
– Я говорил о мече. Найди меч. Передай его Бальдру сыну Вотана, чтобы могучим ударом перерубил он ствол мирового древа…
– Дед, Бальдр погиб еще до твоего рождения. Ты предлагаешь мне воспользоваться услугами некроманта? Тогда тебе подфартило: у меня как раз найдется знакомый. Берет недорого, специалист широкого профиля, по выходным работает с двадцатипроцентной скидкой…
Короче, меня понесло. С таким темпераментом, как утверждает Ингри, в древности меня бы непременно прикрутили к скале кишками собственного сына. Какое счастье, что наследником я не успел обзавестись. И, если верить деду, уже не успею.
Пока я изгалялся, как мог, старик продолжал пересказывать «Старшую Эдду» – которая, я был твердо уверен, имеет к реальности не большее отношение, чем теория Большого Взрыва. Наконец в глотке Дьюрина, видимо, пересохло, и он упал на постель.
– Тебе воды дать, дед?
Старик слабо махнул рукой.
Я пожал плечами и вышел из царской опочивальни. За порогом уже стояла мать со свежим кубком лекарства. Ничего мне не сказав, она скользнула в спальню деда и прикрыла за собой тяжелую дверь.
А на следующее утро я покинул Нидавеллир навсегда. То, что над миром царит утро, я узнал, лишь вернувшись на поверхность – день и ночь в вечной тьме Сваральфхейма сменяются незаметно. Да, я покинул дом своего деда, чтобы не вернуться туда никогда, но прежде…