Дети богов
Шрифт:
Полагаете, тут он Ингве сына Воителя и купил? Воля ваша, полагайте и дальше. Что касается меня, я твердо запомнил одно: не оставляй за противником последнего слова. Ухмыльнувшись во всю пасть, я сказал:
– Дядя, ну ты актер. Судьбы вселенной тебя беспокоят, да? Типа, весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем мы наш, мы новый мир построим, так?
– Ну, допустим?
– Допустим. А еще я допускаю, что господ Высоких просто-напросто задрало то, что водит вас вокруг пальца всем кагалом не полукровка даже, а какой-то квартерон. И вы моими чистыми ручками от него хотите избавиться. А вот на тебе!
И свернул у него перед носом здоровенный кукиш. Пока новоявленный дядюшка хлопал очами, я встал, картинно запахнул плащ и удалился, весь в белом. Хотя на
На обратном пути я размышлял о птицах. Как это, Хель побери, характерно для господ Высоких: подкинуть птенца в чужое гнездо и умчаться вдаль с веселым «Ку-ку. Расти подкидыша, пташка». И бедная птица растит, трудолюбиво носит чужому птенцу жуков и червей в клюве. В благодарность за такую заботу прожорливый кукушонок, конечно, выпихнет из гнезда всех родных птичьих детей, а под конец еще и продолбит приемному родителю клювиком голову. Понятно, что князь Драупнир меня ненавидел. Да я и сам себя, если честно, в последнее время не слишком любил. Потянувшись к мечу Наглинг в новеньких ножнах – дедовский, между прочим, последний подарок – я обнажил светлое лезвие и погладил кончиками пальцев.
– Одни мы с тобой остались, старина. Что хорошего скажешь? Думаешь, променяю я тебя на злой меч Тирфинг?
Клинок обиженно молчал. С той беседы в моих покоях в Нидавеллире он вообще помалкивал – как ни пытался я выведать, какая ловкая сволочь похитила его из хранившего столько лет сейфа. Ничего, в конце концов разговорится. Мечи свартальвов не приучены держать язык за зубами (и опять, опять пришла мне на ум катана треклятого Иамена. Хотя, кто знает – что говорит она хозяину в подзвездной тишине?).
Размышлял я и о кое-чем другом.
Вернувшись в солнцевскую квартиру, я обнаружил, что там опять многолюдно. А конкретно, тусовался в моем жилище Ингри с гаремом. Сразу по возвращении я купил ему пятикомнатную хату в том же доме – надо ведь учитывать и возможное расширение семейства – однако компашка предпочитала заседать у меня в гостях, к вечному раздражению гомофоба-Нили. Сейчас, когда Нили гонялся за лисичкой в Таиланде, им сделалось и вовсе вольготно.
Юсуфик свернулся в кресле и жевал большую желтую грушу. Сок капал на рубашку. Второй арапчонок, по имени Омар, щелкал телевизионным пультом. Сам Ингри раскинулся на диване: ни дать ни взять Сулейман в предчувствии визита Шехерезады. Осознав, что пришла к нему с приветом отнюдь не персидская шахиня, красавец слегка приуныл и быстро убрал копыта с подушек. Я бросил меч на стол и присел рядом. Ингри полюбовался моим каменным ликом и спросил озабоченно:
– Какие новости?
И поспешно добавил:
– Мальчишек я уберу.
– Да пусть сидят. Слушай, друг Ингри… что ты знаешь о демонах?
Ингри изумленно задрал брови.
– О демонах? Спроси Юсуфика.
Почему бы и нет?
– Юсуфик, – сказал я, – что ты знаешь о демонах?
Юсуфик поспешно проглотил кусок груши и выдал:
– Демонов не существует. Зато есть джинны. Ты, Ингве, любишь джинн «Кабаллито»? Нили в буфете заначил бутылку, а я нашел.
Ингри улыбнулся так гордо, будто Юсуфик был его любимым сыном и сказал что умное.
– Каков, а?
– Да уж. Нет, а серьезно?
Все же не дурак мой консильере: понимает, когда просто так треп, а когда по делу. Он нахмурился.
– О демонах, дон Ингве, я знаю до обидного мало. Считается, что демоны – существа из прошлой Вселенной, пережившие ее коллапс и Большой Взрыв. Видимо, очень сильные сущности, если способны были в такой мясорубке выжить. Состоят из высокоэнергетических полей. Какова природа поля, пока не установлено – но точно не электромагнит и не гравитация. Обитают одновременно во всех измерениях, сколько их там физики насчитали: одиннадцать, двадцать восемь? И, соответственно, сразу во всех Семи Мирах. Бессмертны. Характером скверные. Любят вселяться в предметы. А что?
– Да так, ничего. Слушай, а какое решение у уравнения Дрэйка?
Ингве захлопал глазами.
– Ладно, не заморачивайся. Это я так. Нили не звонил?
–
Нили прозвонился через три дня, довольный, как кот после кормежки.
– Нашли мы гребаную кицуну! – заорал он в трубку.
– Не уверен, что это слово склоняется, – осторожно заметил я.
– Слово, может и нет, а девка – очень даже.
– Ты что, с ней переспал? – ужаснулся я.
– Пока нет. Да и не надо: она сейчас при деле. Одного голливудского хлыща охаживает. Представляешь, приехал мудак в Таиланд на уикенд со своей герлфрендой. Думал: на песочке позагораю, поплаваю, потрахаюсь слегка вдали от публики и суеты. Тут она его и зацепила. Сидит дурак уже две недели в Пхукете. Герлфренду свою бросил. Переехал из бунгало в шикарный пятизвездочный отель. Жрут они омаров, запивают шампанским. Чувак с каждым днем все печальнее. Чует сердце, дальше так пойдет, получать своего Оскара он будет постмортем.
– Спасем, – говорю, – звезду экрана?
– А то как же, спасем, – деловито отозвался Нили. – Девку в Москву тащить?
– Да ты что? Она у тебя сбежит. А если и не сбежит, нафиг мне надо ее перед касьяновским коблом светить? Нет, ты сиди на месте, глаз с нее не спускай. Но и не спугни. Я к вам вечером вылетаю.
И вылетел.
Пхукет встретил меня таким беспощадным солнцем, что все же пришлось обзавестись очками в первой же туристической лавочке. Нили снял номер в том же отеле, где проживала сладкая парочка, с оригинальным названием «Тайская звезда». Звезд, и вправду, было пять. При встрече Нили гордо разулыбался:
– Все, как ты любишь, босс. Спа. Джакузи. Сауна. Даже три сауны. Тренажерный зал. Аромотерапия и грязелечение.
– Ты что, в отельные менеджеры податься решил? Что ты мне рекламный буклет впариваешь?
Нили тут же сдулся. Я хмыкнул, хлопнул его по плечу и, захватив полотенце, пошел к морю. Наткнуться на лисицу и ее новую пассию я не опасался: любовники из номера уже третий день не выходили.
На пляже не было никого. Все пятизвездочные туристы, как выяснилось, предпочитали бассейны с аромотерапической, грязелечебной, а то и просто пресной водой. Свет падал на побережье отвесно, не оставляя места теням: разве что жалкие коротышки скукожились у стволов беспокоившихся листвой пальм. Ветер растрепал их зелено-бурые прически, ветер нес вдоль берега обрывки пакетов, ветер ворочал клочками пены на кромке сердитого моря. И чего я сюда притащился, подумал я? Не умею ведь плавать. Скинул шорты и шлепанцы – пятки тут же обжег раскаленный песок – и пошел к воде. Волна лизнула щиколотки и откатилась, и накатилась снова, и откатилась, оставляя на коже крупицы соли. У вас бывает так? Берете в руку кисть и неожиданно – ни мазка до этого в жизни своей не положив на холст – рисуете картину? Или вдруг, ни с того ни с сего, задача, которая два месяца крутилась в голове, не давая покоя, выстраивается изящным решением? Или: вы летали во сне? Я разбежался и в фонтанах брызг кинулся в море. И вода, злая, страшная вода, которая до этого так меня не любила – а, может, любила до того, что не хотела выпускать из тяжелых объятий – вода стала легкой и доброй. В глубине она была прохладной, а на поверхности теплой, как молоко. От этой ли разницы температур, от ласкающих кожу подводных течений, оттого ли, что я парил над прозрачной лазоревой толщей, насквозь просвеченной солнцем, с яркими пятнами кораллов и волнующимся морем актиний внизу – от этого или от чего другого, но опять мне казалось, что я лечу. Ну что за наваждение?
Вечером плечи горели, и Нили, злобно ругаясь, смазывал мою покрасневшую спину невесть откуда добытым облепиховым маслом.
– Нет, в одном был прав поганый некромант, – сообщил мне Нили, закрывая тюбик и кидая его на кровать. – Ты, князь, точно как малое дитя. Если торшер не изгрызешь, так чего-нибудь поломаешь, не поломаешь – обожжешься.
– Да откуда я знал?! Я же никогда до этого не загорал.
Нили кинул мне на плечи майку, и я невольно охнул – даже мягкая ткань как будто продрала наждаком.