Дети немилости
Шрифт:
И вдруг всё кончилось.
Итаяс медленно выдохнул и выпрямился. Взгляд его оставался расфокусированным, его шатало. Всё ещё бледный как смерть, он улыбнулся мне, а потом со странным выражением уставился на нож — будто видел его впервые. Сощурившись, таянец медленно поднял его, оценивающе повертел на солнце, провёл по лезвию пальцем.
— Так, — почти без голоса сказал он, — я собирался убить императора… — и кивнул: — Хорошо, Неле. Хорошее оружие.
Потом он полоснул ножом по собственной ладони.
Я не верил глазам: горец протягивал мне окровавленную руку.
Меньше всего можно было ждать подобного исхода. Я догадался, что означает жест Итаяса. Он всё-таки заставил меня растеряться, Демон Высокогорья… Само собой, я не собирался отвергать это выражение горячей приязни, правда, ответить на него предпочёл бы способом менее дикарским. Но это стало бы для горца оскорблением, так что выбора не было. «Право, — подумалось мне, — узнают в столице — будут смеяться: государь император смешал кровь с диким горцем. Но на взгляд таянцев, должно быть, деяние это столь же немыслимое. Мы на равных».
Юцинеле оттолкнула солдата-рескидди, подбежала к нам. Увидев наше рукопожатие, она ахнула и прижала ладони к щекам. Лицо её просветлело, глаза засияли: меньше всего она боялась такой крови… Несмело улыбаясь, она быстро посматривала то на меня, то на брата, потом что-то прощебетала Итаясу на родном языке. Тот с весёлой усмешкой ответил.
Из-за спины Аргитаи Мереи вышла Эррет. Я поймал взгляд Уаррской Державы и, улыбнувшись, сказал:
— Высь победила.
Эпилог
Огромные залы кафедрального собора пустовали. Арсеитская вера запрещала молитвы и не знала обрядов, люди приходили в храм послушать проповедь, но чаще — просто побыть в тишине, наедине со священной историей, изложенной в статуях и мозаиках. Убранству собора Данирут не было равных, и всё же сюда миряне приходили редко. Слишком величественным для уединения и покоя представал храм.
Из ближнего зала в дальний, глядя себе под ноги, медленно шла Младшая Мать Акридделат Третья. За многие годы она привыкла к холодности собора, сумрак высоких сводов не смущал её душу. Мелодично журчала вода в фонтанах. Младшая Мать тихонько бормотала что-то себе под нос, останавливалась, просчитывала ритм фразы, размахивая рукой, потом шла дальше.
Она сочиняла проповедь.
Безмолвно смотрели на неё со стен витязи и подвижники прежних времён.
— Арсет даровала нам свободную волю, — вдруг громко сказала Акридделат. — Пока она сражается, никто не может отнять у человека её дары.
И замолчала.
Она стояла посреди ближнего зала. Убранство его символизировало великое противостояние. Изваяние Заступницы, прекрасной и хрупкой, выбрасывало вперёд тонкую руку, преграждало путь грозному стихийному образу, смотревшему со стены. С волос Арсет струились ручьи и собирались в большую чашу, а от той чистая рукотворная река текла через двери храма к заливу Джесай. Госпожа сапфиров, Дева пресной воды твёрдо сжимала губы, каменные глаза её блестели как живые — так был искусен ваятель. Столетиями укреплял людские сердца один только взгляд на неё. Столетия сражался её ваятель в рядах светлого воинства…
Акридделат вздохнула.
Духовное зрение, дарованное ей Аливой, не покинуло священницу. Оно не вполне подчинялось ей, как обычное зрение не сразу подчиняется новорождённому, и напоминало скорей не дополнительное чувство, а череду снов наяву. Но видения были яркими и осязаемыми.
Сквозь угрюмую, враждебную тьму космоса нёсся голубой шар; оку духа он представал золотым и серебряным, а внешняя пустота наполнялась чуждой и мрачной жизнью. Мириады жутких конечностей протягивались к светлой земле, её лик отемняли мириады зловонных выдохов. Но земля не была беззащитной. Среди её сияющих облаков вспыхивали ярчайшие огни, здесь и там, острые, стремительные, опаляющие — и мрак отступал, втягивал в себя рваные клочья плоти.
Ярче всего светила огромная серебряная звезда высоко над полюсом. Духовному зрению она казалась яснее солнца: светило физического мира было неживым, а светило духовного — дышало и горело любовью. Сопровождавшие его огни не меркли. Их становилось всё больше. Кое-где они сплетались в сеть, похожую на серебряную чешую или кольчугу. Но в кольчуге этой всё ещё было слишком много прорех…
«Когда Немилостивая Мать отвергла Каэтана, то ничего не выиграла с этим ходом, — размышляла Акридделат. — В рядах светлого воинства он стал Ей куда более грозным противником».
Далеко внизу, в Башне Бездны, убогой и тёмной, сидел на подоконнике маг Лаанга и оплакивал друга. Каждый удар его сердца становился каплей серебра в светлой броне.
Далеко внизу, среди дремучих лесов Меренгеа, на берегах холодных морей светили звёзды деревянных храмов. Там Арсет обороняли Великие волки; и волки эти, огромные разумные звери, приходили по ночам смотреть в отворённые двери церквей. За морем, на дивном острове Тиккайнай, среди пышных дворцов Метеали поднимался собор Ирмерит. Свет веры распространялся от него по восточным землям, согревая сердца. Дикому Хорану и южным землям за ним предстояло вскоре узреть истину — и на запад, в ледяную страну Лациат, направлялась она.
Далеко внизу, на улицах древней Рескидды из уст в уста передавались слухи о великой надежде.
Далеко внизу…
Младшая Мать наконец очнулась и вспомнила, что и сама пока ещё находится внизу.
— Ма-ам! — настойчиво повторили у неё за спиной. — Поехали домой, а?
Янеллет, шестилетняя красавица, как две капли воды похожая на отца, стояла у дверей и хмурила прозрачные брови. Акридделат ласково засмеялась.
— Конечно, солнышко. Тебя привёз Арсен?
— Не-а, — сказала Неле, — Джесен. Он там, на площади в паровике ждёт.
— Скажи ему, что я сейчас выйду.
Янеллет шумно вздохнула: она явно надеялась заполучить маму в руки прямо сейчас. Но спорить девочка не стала — знала, что бесполезно. Помаячив ещё немного в распахнутых дверях собора, она вышла наружу. Силуэт её мгновенно истаял в сиянии солнца.
Акридделат смотрела ей вслед. Потом склонила голову.
— Ради детей… — пробормотала она, — ради всех детей мира…
И пошла назад — к изваянию Заступницы. В чертах рескидди теперь сквозила печаль. Остановившись у чаши, она опустила руку в прохладную воду и коснулась ладонью лба.