Дети немилости
Шрифт:
Сегодняшний вечер она обещала провести с семьёй, и Нерсен тоже выгадал время для этого. Возможно, следующий такой вечер случится нескоро. Завтра господин Ярит уезжал на север Ожерелья — инспектировать и инструктировать тайную полицию на случай войны, совещаться с командирами военной разведки, беседовать с градоначальниками. Младшая же Мать давала, наконец, официальные аудиенции царице Лумирет, принцу-консорту Эрисену и Морэгтаи, императору союзной Уарры. Эти встречи имели огромное политическое значение, даже большее, нежели её неофициальные встречи — они были частью пропагандистской кампании, призванной подготовить общество к началу боевых действий. Акридделат тщательно взвешивала каждое слово, которое намеревалась произнести: каждое её слово ловили на перо газетчики. После аудиенций намечалась большая проповедь в соборе.
«Арсен и Джесен уже стали подмогой отцу, — думала Акридделат, — а Неле ещё совсем кроха… она останется с няньками и будет грустить. Сегодня мы все побудем с ней».
Младшая Мать подняла глаза. В тенях собора ясно вырисовывались черты Арсет Милосердной. Первосвященнице ещё не довелось видеть Арсет в человеческом облике. Лицо изваяния напоминало ей о другом лице.
— Что ты выиграла, Северная Звезда? — полушёпотом спросила Акридделат. — Что ты выиграла у Рескит, Алива? Ради чего ты умерла в двадцать лет?
Звенящая тишина повисла под сводами храма, и словно бы лучи солнца заслонило облако — свет за дверями померк…
Младшая Мать подумала, что знает ответ.
Она услыхала его спустя мгновение — ответ, подтвердивший её догадку, и ощутила ободряющий взгляд, скользнувший по коже ласковым холодком. Взгляд той, кто стояла лицом к миру, пока Арсет стояла спиной к нему…
Акридделат закрыла лицо руками; на губах её дрожала болезненная улыбка.
— Да, — сказала она. — Я понимаю, Предстоящая… Воистину это деяние священной гордыни! Я не осмелилась бы потребовать так много.
По лицу её катились слёзы, но глаза сияли.
— Выстоит! — сказала Младшая Мать с торжеством.
Теперь она знала, какими словами закончит проповедь. Не управителем государства была она, а наставницей душ; мрачные и грозные события диктовали её речь, она собиралась призывать к мужеству и бесстрашию, но не могла ограничиться этим призывом. Что толку в духовенстве, если оно говорит словами военачальников и владык! Нет, даже древний айин предназначался для иного. Жизнь, задуманная Арсет как вечное счастье, волею Старшей Матери стала конечной и омрачилась страданием. Битва с Ней священна — но смысл жизни не в битве. Только тот действительно победит Рескит, кто найдёт в творении первоначальный образ, светлый замысел. В айине, радости обречённых, слабые видели обречённость, сильные — радость.
— Кто отыщет в мире радость, превозможет вечный страх… — прошептала Младшая Мать и сказала громче и твёрже: — Так будем мы жить и петь в мире великой Немилости!
Потом она вытерла слёзы, развернулась и быстро зашагала к дверям.
Оджер Мерау, государственный суперманипулятор Аллендора, шумно посопел, постоял немного и стал спускаться по трапу. Рабочие за его спиной вернули пластину брони на место. Заскрипели закручиваемые болты.
Мерау мучила одышка. Последние два часа он не двигался с места, но вымотался как после марш-броска. Он восстанавливал израсходованный почти до нуля ресурс личного атомника принцессы Лиринии. Оджер управился за два часа, у другого то же самое отняло бы сутки. Мерау об этом отлично знал, поэтому и согласился исполнить просьбу принцессы, несмотря на то, что работа мага-механика в его обязанности не входила.
В ангаре было темно и холодно. Огромные, глянцевито-чёрные тела атомников казались живыми. Они будто бы дремали, ожидая своих пилотов. Суперманипулятор знал, отчего возникает эта иллюзия. Несмотря на изоляцию, заряженные аккумуляторы самолётов порождали слабые возмущения в магическом поле.
«…или не аккумуляторы», — с тяжёлым чувством подумал Мерау, глядя, как дверь ангара поднимается.
Солнечные лучи топорами рубанули по сумраку.
В квадрате белого света встал чудовищный чёрный силуэт.
Высокая человеческая фигура словно распухала, из неё вырывались лишние конечности, уродливые бугры плоти, кривые горбы. Над правым плечом человека поднималась вторая голова — маленькая, на длинной змеиной шее. У левого колена капризно вился мускулистый хвост.
Мерау сморгнул, загораживаясь рукой от света.
Фигура шагнула внутрь и оказалась принцессой Лиринией.
От коленей до плеч её обвивало тело огромной змеи.
Издалека голова змеи выглядела почти человеческой — с крупным высоколобым черепом, с довольно плоским лицом и удлинёнными глазами. Вблизи сходство разительно уменьшалось. Кожу демона сплошь покрывала зеленоватая чешуя, а глаза были совершенно чёрными, без радужек и белков. Пасть распахивалась от одного отсутствующего уха до другого.
Впервые увидев Цай-Цей, Мерау похолодел. Будучи, безусловно, сродни Атергеро, дракон если и походил на него, то весьма отдалённо. Цай-Цей никто не приручал, он никогда не погружался в летаргию. Его интеллект был в полной сохранности, магией Цай-Цей пользовался сознательно, был злопамятен и несговорчив, и что хуже всего — обладал отвратительным подобием чувства юмора. Эмерия мгновенно поняла, что иметь дело с Цай-Цей много опасней, чем с Атергеро, и самоустранилась; приходилось полагаться на доктора Тайви, которого разведка подозревала в шпионаже… всё это тяготило.
Дракон теперь почти не расставался с принцессой. Суперманипулятор не знал, что привязывает Цай-Цей к Лиринии, и беспокоился. Личной симпатии к Лиринии он не испытывал, но принцесса была фактически главой государства. Её выдержке мог позавидовать любой, и всё же близость старшего демона представлялась тяжёлым испытанием для человеческой психики. Суперманипулятор задал доктору Тайви пару осторожных вопросов; несмотря на все подозрения, медиком тот был компетентным.
«Всё это очень сложно, — удручённо ответил доктор. — Но я скажу вот что: обстоятельства сложились так хорошо, как могли. Все прочие варианты были бы хуже».
Можно было порадоваться…
В одну из редких минут, когда Цай-Цей оставлял Лиринию, суперманипулятор осмелился прямо спросить у принцессы, не опасается ли она за себя.
Лириния помолчала. Потом сказала:
— В конце концов, я всегда могу не выйти из штопора.
— Что вы намерены делать? — проговорил Мерау.
Лириния усмехнулась.
— Теперь у меня нет пути назад, — сказала она. — Если окажется, что всё это было бесполезно — на что я потратила свою жизнь?
…Принцесса подошла к магу. Дракон дремал, положив голову ей на плечо.