Дети немилости
Шрифт:
За углом, на людной улице, рычали моторы, городской гомон нарастал, подобный шуму речной воды на перекатах. Привыкнув к гулу, я перестал его слышать; Эррет тоже погрузилась в раздумья, и происходящее мы заметили слишком поздно.
Нас, разумеется, охраняли; но стояли на страже бесфамильные и действовали они на свой лад. Вряд ли дети Дома Теней допустили промашку, не сориентировавшись вовремя: в их кругу взрослеют рано, да и важное задание не доверили бы неопытным агентам. То ли юнцы решили воспользоваться случаем и на деле выяснить, кто прав в вечном споре шестого сословия с армией, то ли просто получили соответствующий приказ.
Но тех, кто рвался внутрь, нелегко было остановить.
Раздался едва слышный хлопок, оконные стёкла на миг полыхнули светом, точно в мостовую ударила молния, потом резко стемнело. Мы с Эррет разом вскинулись. Я машинально вычертил на столе «синего шершня», Эррет взялась за малую ручницу, припрятанную под плащом… Мы увидели гвардейца лишь тогда, когда он пал на колени и с разгону едва не проехался на них по полу.
— Государь!
Я вздрогнул.
— Пакет, — задыхаясь, выговорил парень и взялся за сердце, низко склонив голову.
Эррет выдернула конверт из его протянутой руки, разорвала, вперилась глазами в строки. Я сидел как непричастный, глядя то на неё, то на бледного как смерть рядового. Пальцы сами собой гнули обеденное копьецо в узел. Спохватившись, я бросил его и стёр ждущего «шершня».
— Государю императору… — шептал гвардеец, глядя в пол, — сообщение… срочное, от аллендорской Ассамблеи магов… Её Высочества Лиринии лично…
Эррет подняла лицо. Черты застыли в невозмутимой маске, глаза потемнели и растеряли лукавые огоньки.
— Государь, — отчётливо сказала она. — Принцесса уведомляет: план провалился, Воин Выси разбужен.
3
В науке простейших приличий наставляют даже детей ремесленников и торговцев, но этот господин, определённо, и не слыхивал о правилах хорошего тона. Вероятно, они удалились шокированными, только узрев его угреватое рыло. Что там! Рассуждая о предметах, которые он осмеливался затрагивать, последний дурак понизил бы голос просто от страха: ведь рядом полно солдат и офицеров, как на службе, так и в числе зрителей. Можно с торжеств отправиться прямиком в холодную.
Лонси стоял, зажатый в толпе, потел и злился, волей-неволей слушая пустоголового крикуна. Ровным счётом ничегошеньки не видно было из-за голов, и ещё обидней становилось от того, что под колени врезался край деревянного уступа. На уступе стояли стеной; чтобы подняться на него, требовались сила и бесцеремонность Оджера Мерау… какого беса опять вспомнился Оджер?!
Лонси едва не застонал.
— Ат-ты как хочешь, — высказывался дурак, перекрикивая гул толпы, — но свя-щен-ны-е же тра-ди-ци-и! Веками… ас-свящ…
Собеседник что-то возражал, много тише, и слова его терялись в гуле.
— Рескидда! — восклицал господин ему в ответ. — Я край-не уважаю рескидди, но к чему же равняться на Рескидду? Где теперь Рескидда? Я признаю, что сто лет назад было — ого, Рескидда! А т-ты ат-тветь, где…
Окончание фразы заглушил пронзительно-светлый зов горнов. Толпа всколыхнулась, качнулась вперёд, Лонси втиснуло носом в чью-то широкую спину, он задохнулся и проклял ту минуту, когда решил подойти ближе к ограждению. Видно отсюда было не лучше, чем с края поля, а вот задавить могли и совсем насмерть.
Господин, впрочем, обладал весьма солидной комплекцией, напору не сдавался и продолжал рассуждать даже под звуки труб, знаменующие начало парада.
— Рескидда пускай остаётся сама по себе, — величественно дозволял он. — А в Аллендоре женщина спокон веку была прежде всего женой и матерью… же-ной и ма-терь-ю!
У Лонси темнело в глазах. Кто-то навалился сзади, но не в попытке протолкнуть Лонси вперёд, а мешком, точно лишившись чувств. Давили с боков, аж рёбра трещали. Где-то полицейский офицер стал отгонять людей от ограждения дубинкой, и толпа хлынула внутрь себя. «Я сейчас упаду, — подумал Лонси, пытаясь дышать. — Меня затопчут…»
— Эй, Лонши! — смутно послышался знакомый голос. — Пошли-ка отшуда.
— Неле…
Давление усилилось, а потом ослабело. Лонси, борясь с накатывающим обмороком, поднял голову и встретился глазами с насмешливым немолодым горцем. Из-за плеча у того выглядывала Неле.
Их было человек пять или шесть, высоких и крепких таянцев, светлоглазых, с длинными тёмными гривами. Неведомо как им удалось пронести с собой палки, которые даже издалека весьма напоминали оружие; палками этими они шуровали в толпе точно в зарослях кустарника, нимало не заботясь о чужих переломанных рёбрах, и шли плотной группой, словно прочная лодка среди ледохода.
— Пошли быштро! — повторила принцесса Юцинеле, всё в тех же зелёных штанах и кожаной безрукавке. — А то шметут!..
Лонси не помнил, как они выбрались из свалки. На пригорке, вдали от авиаполя, тоже было людно, но всё же не в пример свободней. Здесь, расположившись прямо на траве, пили за здоровье Его Величества, а в ближних рощицах играли дети и носились собаки.
Маг долго сидел с закрытыми глазами, приходя в себя. Потом сказал:
— Неле… спасибо.
— Это не мне, — с готовностью отозвалась та. — Это Кентаяшу.
Названный, с ухмылкой любуясь колоннами, проходящими по далёкому полю, плёл косу, не потрудившись перед тем расчесать свои патлы.
— Господин Кентаяс… — пролепетал Лонси, чувствуя себя идиотом. — Позвольте вас…
— А скажи мне, маг, — перебил горец; акцент у него был невыносимый, — покажут ли нам танки Аллендора?
Лонси несколько оторопел. Потом припомнил газетные статьи и осторожно ответил:
— Здесь — нет.
— Почему?
— Танкам нельзя ездить по авиаполю. Покрытие испортят. Танки пройдут по улицам Ройста.