Дети победителей
Шрифт:
– Сейчас мы вернемся, и я посажу тебя к костру. А потом мы чего-нибудь придумаем.
Кейтелле поманил его к лагерю, и малыш с прежней покорностью поволок веточный груз к кострам вдалеке. Хотелось узнать о родителях Йеми и жгучей ненависти, которой были пропитаны жители общины. Но Кеталиниро не стал наседать, и они просто отправились греться. В тот день учитель заметил, как Эмолия парализует в присутствии ребенка.
– Что он смог, такой маленький, сделать целой общине?
– спросил Кейтелле у Айномеринхена.
– Ну… понимаешь…
–
– Его деревни больше нет, - Менхен кивнул на Эмолия.
– Родных больше нет. Всего его мира. Какие еще доказательства тебе нужны?
На следующей стоянке походы за дровами вылились в целый разговор, Йеми плелся следом и рассудительно проговаривал:
– Я жил в детском доме. Когда мне исполнилось пять, меня отправили в Куардтер.
– Тебе не нравилось в общине?
– Нравилось. Мы с ребятами работали в поле. Ночевали, пока холодно не стало.
– А потом лето кончилось?
– А потом мне сказали, что мы будем ухаживать за коровами. Меня туда не пустили.
– Но все было нормально?
– Нет. Кто-то рассказал, что меня в общину сунули неттис. Что я не из детского дома, а из ада. Что они сшили меня из тел других детей и сунули. Мне сказали, что куклы неттис навлекают беду, как в сказке.
– Как в сказке «Человек с синими глазами»?
– предположил Кейтелле.
– С красными!
– С красными?
– С красными! И после меня перестали пускать к ребятам. После того, как кто-то сказал. Стали писать письма в город, чтобы меня забрали назад.
– С чего же они взяли, что ты кукла?
– Я похож на мертвого.
Странный цвет волос, бледность, беспомощность сделали Йеми в глазах жителей общины воплощением зла, пришедшего из самых глубин ада. Крысы же увидели в Йеми забавную уродливую игрушку. Это и спасло его от ямы.
Ноксид со своей группой нагнал их через трое суток на очередной стоянке. Они подходили к горячей точке, и солдаты заметно нервничали, но история с лесной землянкой распалила в них нечто глубинное. Назревала жестокость. Рейнайоли старался держаться один, он внимательно слушал приказы, исполнял их беспрекословно и даже не смотрел в сторону Тегры. Он больше не разговаривал с Кейтелле, да и с прочими не говорил, только перебрасывался иногда с Химиллой ничего не значащими фразами. Тот старался поддержать товарища, которого, как ребенок сам выразился, “так жестоко обманула судьба столько раз подряд!”. Но ему скоро надоедала молчаливая апатия, и он мчал к Кейтелле.
– Надо было отправить Рейнайоли с беженцами, - сказал Айномеринхен.
Он грыз ивовую ветку, сидя на неразвернутом ворохе палатки. Ноксид расположился рядом на кочке, задумчивые темные глаза изучали горизонт.
– Не знаю, - протянул он.
– Не знаю, Ано. Может, и стоило поступить так.
Менхен даже веточку выронил. Он ответил не сразу - несколько секунд
– Этот день нужно пометить в календаре. Всеми цветами радуги! Занесу его в дневник, как особенный. Неужели ты можешь чего-то не знать?
– Это не смешно, Ано, - Ноксид склонил голову набок.
– Он бы не согласился. Ренайо бы не согласился.
– Не сиди на земле, - сказал Менхен.
– Придатки отморозишь. Или что - ты ко всему еще и бессмертный?
Ноксид вдруг нахмурился, темный взгляд метнулся к Айномеринхену. Таким врач его никогда не видел, потому замер с дурным предчувствием. Ноксид встал, отряхнулся и удалился к кострам, где оказался в объятиях Химиллы и цепких лапах Кейтелле. Судя по выкрикам, те устроили ему целый допрос.
– У ваших людей на острове, Ноксид… у ваших бывали такие волосы?
– спросил Кейтелле чуть позже.
Химилла легким толчком был отослан за сухпайком на полевую кухню и, ворча, удалился. Солдаты уже вызнали у Ноксида все, что желали, потому нальсхи и Кеталиниро остались наедине.
– Ты же Йеми имеешь в виду? – спросил Ноксид настороженно, но все так же улыбаясь.
– Да, Йеми.
– Бывали, но только в последние годы и очень редко. С тех самых пор, как на острова прибыла Сельманта.
– А…
– Да-а, Керо. Его странная внешность – продукт оккупации.
– То есть…
– Ты правильно понял. И не будем больше об этом.
Кейтелле не дождался Химиллу с провизией - отошел от костра пройтись, чтобы подумать. Мысли шли в голову легко и свободно, но в большинстве своем неприятные. За ним сразу увязался Йеми и призраком шел следом.
– Где твои родители?
– спросил Кейтелле.
– Я не знаю, – совершенно искренне ответил тот, продолжая по старой привычке прятать лицо.
Видимо, он никогда их не видел. Но неполное имя выдавало слишком многое, и даже просто посмотрев на него, уже можно было догадаться о еще большем. А уже из догадок сделать выводы. Кеталиниро не знал, как вести себя и как смотреть в глаза Йеми, поэтому много думал.
Так много, что Химилла начинал злиться.
========== Интерлюдия 7. Лист второй ==========
«Я – единственный его родственник, так уж вышло. Хотя и это громко сказано – всего лишь приемный ребенок. Но, как бы там ни было, кому еще исповедоваться за родителей?
Он хотел рассказать вам лично, насколько это возможно… (затерто) …не успел.
К сожалению, в моем арсенале лишь смутные намеки, которыми он делился в минуты болезненной откровенности. Не больше… да и то, боюсь, утеряно за месяц беспробудного траура. Он умер ранним летом от удара, и меня чуть не постигла та же участь следом. Дальнейшие объяснения будут путаными, а может, и бесполезными, но если то, что рассказывал отец, не является фантазией, и вы были тому свидетелем, то должны припомнить.