Дети Шини

Ида Мартин

Это было очень глупо и совершенно в стиле его детских, дурашливых выходок. Но сейчас было не до шуток.

Я медленно и строго пошла наперерез. И он, сообразив, что мы ловим его теперь вдвоем, легко рванул к дальним неосвещенным комнатам, нырнул в их черноту и вмиг исчез там.

Громко топая и сопя, Герасимов метнулся следом.

Идти за ними в кромешную тьму я просто не могла. Поэтому осталась бродить вокруг Килиманджаро.

Как

же мне всё это сразу в голову не пришло? Побег от полиции был машинальной, будто бы даже естественной реакцией, но совершенно глупой.

Спрятавшись здесь, мы обрекали себя на добровольное заключение с непредсказуемыми последствиями. Как прожить в доме втроем? Без деятельного Якушина, без Маркова с его рациональными соображениями, без неиссякаемого энтузиазма Петрова, без сердобольной Сёминой? Без них пребывание здесь и вовсе становилось неполноценным и бессмысленным.

Да, конечно, впереди предстояли муторные разговоры и объяснения в полиции, но насчет охотников мы всё могли доказать, у Маркова остались свежие следы побоев, если он только додумался их зафиксировать. А Петров даже кое-что успел снять на камеру.

Очевидно, что данное происшествие, с учетом нашей репутации, проникновением и проживанием в доме, было нам не на руку, но теперь, я чувствовала себя не только абсолютно правой, но и способной отвечать за всех.

Устав ждать, я прилегла на бархатном диване с круглыми подлокотниками, казалось на секунду, а когда открыла глаза, то возле меня на полу сидел Амелин и с сосредоточенным интересом смотрел.

– Давай, принесу одеяло?

Задремав, я действительно жутко закоченела. В отличие от Герасимова, который был всё ещё в куртке, и Амелина, перетащившего сюда все свои вещи, я так и убежала в одном свитере.

– Ты где был?

– Там куча комнат и переходов.

– А Герасимов?
– я энергично растирала пальцы и плечи.

– Не знаю. Сам еле вернулся. Там очень темно и ещё холоднее, чем здесь. Он снял пальто и попытался надеть его на меня. Но я не далась. Эта его бестолковость порой, очень злила. После воспаления-то лёгких и аллергии!

– Давай, всё-таки принесу тебе одеяло?

– При чем тут одеяло? Нужно просто уже уходить отсюда.

– Ты была когда-нибудь в катакомбах?

– Перестань мне зубы заговаривать! Ты видел Герасимова?

– Как я его мог видеть? Там же темно. Мне повезло, что я заметил свет.

Я хорошенько шлёпнула его по колену.

– Ты можешь нормально сказать, что произошло?

Я тебя уже достаточно изучила. Прекращай уводить в сторону.

– Он первый начал. Чуть не задушил меня. Но я убежал и всё.

– Я тебя сейчас сама задушу! Что с Герасимовым?

– Не знаю, честно. Мне тоже показалось странным, что он вдруг исчез.

– Тогда что ты тут расселся? Найди его.

– Да, конечно, Ваше величество, - Амелин быстро вскочил на ноги, придуриваясь.
– Сейчас же пойду и найду.

– Ладно. Я тоже иду.

Глубоко вдохнув, я схватила его сзади за пальто, и мы окунулись в непроглядную, бесконечную тьму.

Осторожно скользя ладонью по шершавой, во многих местах облупившейся до кирпича штукатурке стен, я то и дело звала Герасимова, но он не отзывался. Только подземельное эхо пугливо разбегалось во все стороны.

Когда же через какое-то время стало ясно, что так найти его не получится, мы решили вернуться за фонарем и свечкой, которую Амелин взял из мансарды.

Пошли обратно. Свернули раз, второй, третий, но с тем же успехом можно было блуждать с завязанными глазами в лесу. Мы явно заблудились.

Я остановилась и села на сырой, холодный, каменный пол. Было так дико холодно, что хотелось просто сжаться до точки. Амелин снова снял пальто и стал пихать его мне в руки. И у меня уже не хватило мужества отказаться.

Долго возилась с рукавами, а как только нашла, вдруг раздался тихий стон.

Герасимов полусидел возле стены, наверное, мы проходили мимо него несколько раз. Я с силой потрясла за плечо. Он не ответил. Нашла руку, взялась за запястье, оно было холодное, как рыба из морозилки, но пульс прощупывался вполне отчетливо.

– Жив, - прошептала я сама себе.

– Конечно, жив, - отозвался Амелин.
– Он же стонал, а трупаки звуков не издают. Во всяком случае, пока не превращаются в зомби.

И тут Герасимов подал слабый, ворчливый голос:

– Если я превращусь в зомби, то первым на очереди будешь ты.

– Что случилось?
– спросила я.

– Потолки, сволочи, низкие.

– Головой ударился? Разбил?

– Не знаю. Не хочу трогать.

Тогда мне пришлось самой потрогать его голову и лоб. На ощупь показалось, что рассечение всё же есть, потому что на пальцах осталось немного крови.