Дети выживших
Шрифт:
Гарран и Ом Эро уединились с Зенопсом в каюте флотоводца и долго расспрашивали его о чем-то. Потом позвали Крисса.
— Крисс, прости, что я не выдавал тебе своих планов, — начал Гарран.
Крисс настороженно переводил взгляд с Гаррана на Ом Эро. Зенопс молчал и смотрел в сторону, как будто его этот разговор совсем не касался.
— Я собираюсь подняться вверх по Тобарре.
— Зачем?
— Удар в самое сердце хуссарабского государства. Всего в трёх днях пути отсюда — Махамбетта, город хуссарабского племени шатров. А еще в пяти днях — Тауатта, сердце Хуссарабии.
— У нас всего лишь пятьсот воинов, — напомнил Крисс. — И нет лошадей. Пешие не могут гоняться за конными.
— Если мы с ходу возьмем Махамбетту — лошади будут. Есть и люди, которые помогут нам. В Тауатте десятки тысяч аххумов. Строителей, кузнецов, плотников.
— Но не воинов, — возразил Крисс.
— Стремление к свободе любого делает воином, — ответил Ом Эро.
Гарран помолчал.
— На нашей стороне — внезапность. Города хуссарабов плохо укреплены, стены Тауатты еще только строятся… Впрочем, я думаю, что тебе незачем отклоняться от маршрута. Ты можешь продолжить плавание с Зенопсом дальше на север, к мысу Альмайя. К тому времени мы догоним вас.
— А если нет?
— Если что-то случится с кораблями, — мы прорвемся по суше, по долине Тобарры. И окажемся в Ушагане даже раньше, чем вы.
Крисс покачал головой, но на этот раз ничего не сказал.
— Значит, решено, — сказал Гарран. — С тобой останется сотня Раммата.
Крисс снова покачал головой, поднял глаза.
— Наверное, будет лучше, если мы подождем вас здесь.
Зенопс встрепенулся:
— Да, но…
— Ты говоришь дело, Крисс, — перебил Зенопса Ом Эро. — Ведь без Зенопса нам трудно будет плыть вдоль незнакомых берегов.
Зенопс нахмурился и стал ожесточённо оглаживать бороду.
Гарран взглянул на него.
— Это верно. Зенопс! Ты будешь ждать нас здесь две недели. Потом либо мы вернёмся, либо пришлём вести о себе. Я оставлю два корабля, — на одном нам будет проще совершить быстрый и внезапный рейд.
Махамбетта
Разведчики вернулись к полуночи. Гарран ожидал их в своей каюте. Корабль со снятыми мачтами стоял в заводи в одной из проток, скрытый высоким тростником.
— Это не город, — сказал полусотник Ахт, начальник отряда. — Город только начали строить на холме, далеко от реки. Строят рабы, но они не похожи на обычных рабов. За ними приглядывают, но никто не подгоняет. Вокруг холма на полмили разбросан юрточный город. Юрт так много, что мы сбились со счета. Юрты рассыпаны где гуще, где реже. Между ними бродят собаки и овцы, бегают жеребята. Юрты разные — большие и не очень, белые и темные, есть даже такие, что похожи на шалаши. Очень много детей и женщин. Я видел женщину в высоком тюрбане, которая доила кобылу. Мужчин мало. Они сторожат рабов или пасут лошадей далеко от города. К югу от Махамбетты мы видели табун, — он тянулся до самого горизонта…
Гарран взглянул на Ом Эро.
— Если нет войска — почему рабы не бегут? — спросил Гарран.
— Прости, флотоводец, — сказал Ом Эро, — но это, видимо, не те рабы, к которым мы привыкли. Это ремесленники, пришедшие сюда со всего света…
Он оборвал себя, посмотрел на Гаррана, словно ожидая, что Гарран договорит за него или, по крайней мере, поймет всё без слов.
Но Гарран не хотел понимать.
— Им некуда бежать, — вздохнул Ом Эро. — На тысячу миль вокруг — чужая степь. До Аххума им не добраться — в долине Тобарры их встретит хуссарабский отряд, и, скорее всего, перебьёт. А чтобы идти горными тропами, надо знать дорогу. Мы освободим их, а они, воткнув топоры в стропила, скажут: Ты не можешь нас забрать на корабль и увезти на родину. Зачем же ты пришел? Мы свободны, и давно могли бы уйти. Но идти некуда. Да и незачем.
Покуда он говорил, лицо Гаррана всё больше мрачнело. Он опускал голову, сжимал кулаки. Когда Ом Эро умолк, флотоводец спросил:
— Что ты скажешь ещё?
— Скажу, — медленно начал Ом Эро, взвешивая слова, — что некоторые строители, кузнецы, ткачи и стеклодувы пришли сюда по доброй воле. Их дома разрушены, их родные убиты. А здесь у них есть работа и хлеб.
— Что ещё? — совсем тихо спросил Гарран.
— Нам не с кем здесь воевать, мореход. Мужчины-хуссарабы на войне. Остались только калеки, да подростки, пасущие коней…
Гарран поднялся, с грохотом отодвинув табурет. Ом Эро и Ахт отшатнулись.
Гарран постоял, положив руки на стол. Пододвинул к себе карту, ткнул пальцем:
— Значит, по-твоему, нам надо плыть вот сюда?
— В Тауатту? — удивился Ом Эро.
— В Тауатту, — подтвердил Гарран. — Там каанская ставка, там наверняка есть воины, с которыми ты, благородный айдиец, желаешь сразиться. Только помни: в тылу у нас останутся женщины, калеки и подростки, которые тоже умеют скакать верхом и стрелять на ходу из луков!
Ом Эро вздохнул.
— Нам не доплыть до Тауатты. Как корабль незамеченным проплывёт полторы сотни миль?
Гарран наклонился над столом и сказал:
— Тогда мы всё-таки нападём на Махамбетту. Это война, Ом Эро.
И айдиец внезапно понял, как мало он знает этого человека, с которым его связывали почти три года странствий.
— Ахт! — крикнул Гарран в дверь. — Позови всех сотников и полусотников.
…Лошади почуяли неладное раньше табунщиков. Повеяло дымком. Но это не был запах очагов, — это был запах горевшей травы.
Когда табунщики всполошились, было уже поздно. Громадный необозримый табун внезапно пришел в движение, и, набирая силу и скорость, стронулся с места.
Табунщики кричали, но их голоса тонули в грохоте копыт. Тихая лунная ночь внезапно превратилась в ад: лошади неслись, топча друг друга и всадников. А позади, на севере, загорался кровавый отсвет пожара.
Киатта
Лайса проснулась. Только что ей снился такой приятный, теплый сон, и вдруг что-то случилось.