Дети выживших
Шрифт:
Хуссарабы работали плетьми усердно, но как бы машинально, по обязанности. Большая часть горожан была вытеснена с площади, но тут из ближних окон в хуссарабов полетели горшки, кастрюли, и даже сковородки.
Сотник рявкнул, отдавая команду. Хуссарабы перегруппировались, засвистели стрелы, направленные в окна.
Но из других окон ударило несколько арбалетных болтов. Один из всадников зашатался и рухнул с седла, под другим упала лошадь. Толпа воспрянула духом и кинулась на хуссарабов, хватая их за стремена, пытаясь стащить с сёдел. Неистово работали плети.
С фонарного столба благообразный лысый человек в кожаной безрукавке закричал алебардщикам:
— Чего вы смотрите? Бейте хуссов!
И неожиданно, вставив в рот пальцы, засвистел, как мальчишка.
На крышах появились чьи-то головы, и вниз посыпались куски свинцовой черепицы.
Хуссарабы попятились обратно на площадь, на ходу стреляя из луков. Стрелы сыпались в толпу, в окна, на ближайшие крыши. Зазвенело разбитое стекло, а человек на столбе внезапно взмахнул руками и полетел на мостовую.
Теперь на площади никого не оставалось, кроме нескольких раненых горожан, ближние участки улиц тоже опустели. Стражники жались к стенам домов и к ограждению вокруг эшафота.
Сотник хуссарабов подъехал к магистрату, у которого тряслись руки и губы, и рявкнул на ломаном киаттском языке:
— Хотел казнить, делай быстро!
Магистрат испуганно кивнул, обернулся к палачу.
— Волей народа и короля, — пробормотал он, — преступник приговаривается к сожжению рук, обагрённых невинной кровью…
Палач сунул факел в чугунную ёмкость. Чёрная маслянистая жидкость — кровь земли — вспыхнула, взметнулось пламя и едкий дым повалил в синее киаттское небо.
Стражники укоротили цепи и потащили Ибрисса к огню. У него подогнулись ноги, лицо тряслось, и казалось, что он пытается спрятать руки между колен. Помощники подхватили Ибрисса и подтащили к огню. Ибрисс упирался, завывая. Два стражника, бросив цепи, поспешили на помощь. Вчетвером им удалось подтолкнуть его ещё ближе, а палач с помощью крюка, зацепив руки Ибрисса, подтащил его к огню.
Пакля на руках вспыхнула. Помощники и стражники, отворачиваясь от невыносимого жара, отступили. Цепи снова натянули. Ибрисс теперь полусидел на соломе, отставив от себя пылающие факелом руки. Смоляные горящие капли падали на солому, но помощники тут же засыпали их мокрым песком, беря его лопатами из приготовленной заранее тачки.
Внезапно, сквозь дым и копоть, Ибрисс закричал:
— Вода горит, горит вода!.. Последний король Киатты, наступил твой час!..
Потом стражники почувствовали, как натянулись и обвисли цепи.
— Оттащите его, — приказал палач.
Ибрисс лежал на боку, изо рта торчал синий прикушенный язык.
Дым, копоть, вонь долго еще висели над площадью.
— Он умер, ваше величество, — доложил магистрат.
Фрисс поднял голову. Он сидел в библиотеке отца, и перед ним лежал раскрытый огромный фолиант.
— Кто?
Магистрат, волнуясь, переступил с ноги на ногу.
— Ваш брат, Ибрисс.
Фрисс долгим взглядом посмотрел на магистрата.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Только, пожалуйста, не называй его больше моим братом.
Магистрата больше всего поразило слово пожалуйста — до сих пор он ещё не слыхал подобного из уст нового короля. Он помялся, не зная, как продолжить.
Фрисс снова поднял голову. Взгляд его был отсутствующим.
— Э-э… Я должен доложить…
— Ну?
— В городе неспокойно.
Фрисс взглянул осмысленнее.
— То есть?
— Хуссарабы ушли в свой старый лагерь, за городские стены. Стражники отказываются покидать казармы. Чернь собирается на площадях и перекрестках, и кричит, что казнь была несправедливой… Ну, и вообще…
Магистрат взмок и стал вытирать лоб кружевным платком.
Фрисс задумчиво перелистнул пергаментную страницу.
Магистрат уже подумал было, что ему следует повторить свою речь, — хотя чувствовал, что это ему почти не под силу, — но Фрисс внезапно спросил:
— А дворцовая стража?
— Она здесь, внутри крепости, — с готовностью отозвался магистрат.
— Так чего же нам бояться? А?
Магистрат снова вытер лоб платком, и снова затоптался на месте.
— Пока я ехал сюда… Меня дважды облили помоями из окон. А кучеру подбили глаз каким-то фруктом…
— Значит, твой кучер теперь одноглаз. Надо подбить ему второй. Тогда он немного станет похожим на мою мать.
Фрисс внезапно рассмеялся нездоровым скрипучим смехом.
— Иди, — наконец сказал он. — Ворота королевского дворца заперты, и тебя не выпустят, так что придётся тебе остаться здесь. Хочешь переночевать в королевских покоях, или в гостевых, или в башне? Там есть хорошие комнаты. Особенно та, где жил Ибрисс…
Магистрат силился что-нибудь ответить, но не находил слов. А Фрисс, внезапно захваченный какой-то идеей, поднялся из-за стола.
— Идём. Я хочу показать тебе эту комнату.
— Но… — магистрат попятился было, однако Фрисс не дал ему договорить.
— Ты увидишь сам, до чего это интересно. И не бойся, я вовсе не хочу тебя пугать. Насчет же волнений… Не думай о них. Знаешь ли, меня сейчас заботит другое. Армия хуссарабов вторглась в Киатту с юга. Они возвращаются в долину Тобарры, но предводительствует ими один мой хороший знакомый — аххумский тысячник по имени Лухар. Из Аларгета прискакал гонец. Лухар предлагает мне оставить Оро и корону…