Дети выживших
Шрифт:
Он благосклонно взглянул на Бараслана, кивнул:
— Охраняй ее. И… называй, как хочешь.
— По городу ходят чудовищные слухи, — Харрум сидел на скамье в большом зале царского дворца. Зал только назывался большим, — на самом деле это была обычная комната с высоким потолком и вытянутыми от пола до потолка узкими окнами.
— Народ стал совсем темным, что делать, — вздохнул магистрат. — Школы закрыты уже два года, если кто и учится — только самостоятельно. Богачи, бывает, нанимают для своих детей учителей… Все переменилось с тех пор, как Кейт стал частью Аххумского улуса.
— Так что же говорят люди? — спросила Домелла.
— Говорят об ожившем монахе, царица, — Харрум повернулся к ней. — О том самом монахе, который похоронен в царской усыпальнице.
— Это он дал мне мое имя, — с трудом выговорила Домелла. — Ахх много раз рассказывал об этом странном человеке…
— И все-таки он был человеком, а не оборотнем, — сказал Харрум. — Мы осмотрели его гроб, — правда, уже после того, как в усыпальнице похозяйничали хуссарабы. Крышка гроба была сдвинута, это так. Но ведь ее могли сдвинуть и солдаты. Внутри — прах; кости, истлевшая ряса и серебряный крест на шейных позвонках.
Харрум помолчал.
— Все перевернуто, перемешано. Хуссарабские варвары…
— А скажи, — встрепенулся магистрат, — не было ли там клочков волчьей шерсти?.. Ведь говорят, что там прятался волк.
— Шерсти?.. Нет, шерсти не было, — твердо сказал Харрум и отвернулся.
Домелла пристально посмотрела на него, перевела взгляд на магистрата:
— Много ли неизвестных людей появлялось в Кейте в последнее время?
— Обычно — немного. Всех бродяг мы записываем, списки передаем в наместничество. Хуссарабы время от времени ловят их и изгоняют. Но перед твоим приездом, госпожа, в город, конечно, прибыло много людей. Из Аммахаго, Фроа, Випо, Хоана… Кое-кто пришел из самого Ушагана. Ты ведь знаешь, — прибавил он, — как все мы ждали твоего возвращения.
Харрум мягко коснулся руки Домеллы и проговорил:
— Мы молились за тебя все эти годы. Мы знаем, что ты потеряла мужа, а теперь теряешь сына… Но у тебя еще остается Родина, которую нельзя потерять. Прости мне мою дерзость, госпожа. Но вчера ты снова обрела ее.
Наррония
Ворота были закрыты, из пустыни бился в них горячий ветер и сыпал в глаза стражников красной пылью.
В Южную столицу снова пришел безумный ветер.
Армизию доложили, что сторожевой объезд изловил подозрительного старца, который непременно желал увидеть господина триумвира.
— Что же в нем подозрительного? — спросил Армизий.
— Небылицами говорит, — отвечал десятник. — Будто орда захватила север и взяла штурмом Кут, и будто бы стену не проломили, а взорвали. И еще стреляли из аррадатов.
— То, что варвары в Куте — это и без него известно, — нахмурился Армизий. — Ведите его сюда.
Когда старца привели, Армизий подумал, что перед ним очередной безумный, которых много в последние дни стало бродить по стране. Кто-то помешался от горя, кого-то свели с ума великие и страшные бедствия, впервые за сотни лет поразившие цветущую Нарронию.
Старик беспрестанно вытирал рукавом слезящиеся глаза, лицо и руки у него были красными от пыли и солнца, а редкие седые волосы торчали вверх, и казались невесомыми.
— Кто ты и зачем хотел меня видеть? — спросил Армизий.
— Я странник, господин! Прикажи оставить нас вдвоем, ибо я могу раскрыть свое имя только тебе одному!
При этом, как показалось Армизию, старик хихикнул.
Он болен, — подумал Армизий, вглядываясь в лицо старика. — Еще один безумец; скоро все, кто остался в Нарронии, сойдут с ума. Старика надо упрятать подальше, ибо безумие заразительно. Он уже поднял было руку, и даже открыл рот, чтобы приказать десятнику взять старика под стражу, но вдруг что-то неуловимо знакомое проглянуло в изможденном морщинистом лице. Армизий опустил руку, глянул на десятника и приказал:
— Оставьте нас.
Когда все вышли, старик сделал несколько шагов вперед. Он молчал, и Армизий снова почувствовал беспокойство. Как бы сумасшедший не кинулся на него с ножом… Впрочем, его, должно быть, обыскали.
— Армизий… — скрежещущим голосом сказал старик. — Дай мне напиться. Я не могу говорить.
Армизий налил вина и протянул старику стакан. Тот с жадностью осушил его, причмокнул, подмигнул Армизию и поставил стакан на стол.
— Славное вино, Армизий. Видно, в городе полно припасов, если ты не жалеешь страннику вина из триумвирского подвала…
Армизий поднял брови.
— Боги… Кто ты?
— Ты не узнаешь своего повелителя?.. Видимо, я слишком сильно изменился… Что поделать — почти триста лет. Это, сам понимаешь, далеко не юность…
Старик рассмеялся скрипучим смехом. Зубы у него были почти идеальными, и Армизий внезапно понял, кто перед ним. Он вскочил, подбежал к старику, схватил его за руку.
— Магистр? Астон? Что случилось с тобой?
— Небеса наказали меня за гордыню, — скрипуче ответил Астон. — Превращение произошло мгновенно. Только что я был молод и полон сил, и вдруг…
Он развел руками.
— Но сначала прикажи приготовить мне ванну. Много горячей, чистой воды, и много, много вина…
— …Вот так они и захватили город, — закончил Астон рассказ.
Он сидел, полуразвалясь, на подушках, брошенных прямо на мраморный пол. Он завернулся в белое покрывало, и, несмотря на горячую баню, рука его, когда он коснулся Армизия, оставалась холодной. Высохшая старческая рука с выпиравшими уродливыми узлами вен.
— Теперь ты всё знаешь. Так слушай: если в самое ближайшее время я не найду лекарства, я иссохну и рассыплюсь в пыль. Да, в пыль…
— Я понимаю, магистр. Но что делать? Штурмовать Кут?
— Конечно же, нет. Хуссарабы разобьют твою армию еще на подступах к Куту. Надо найти верного человека… Очень верного. Он должен пробраться в Старую столицу, войти в мою потайную лабораторию в подземелье и вынести снадобья. Я скажу, какие.
Армизий почесал подбородок.
— Кто же это мог бы сделать?
— Я думаю — ты.
— Я? — Армизий искренне удивился. — Но ведь меня знает весь город. Сколько шагов я смогу сделать по улице Процессий, пока меня не схватят по доносу?..