Девочка и пёс
Шрифт:
Буча готовилась начаться по новой. На широком лице Гидо всё еще блуждала улыбка, но глаза уже глядели мрачно. И Дориус, уже пожалевший о своих словах, с тоской понял, что теперь по-быстрому покинуть "Золотую залу" им точно не удастся.
134.
Минлу совершенно упала духом. В какой-то миг, когда выяснилось что трое бандитов уходят, её охватила радость. "Наверно это мой шанс", пронеслось у неё в голове и она ощутила почти боевой задор. Но через минуту она уже была раздавлена и огорошена. Бандиты забирали с собой меч мастера Юн Фая. Потеря меча повергла её в апатию, моментально иссушив всё её воодушевление.
Что она без меча? Но даже не это главное. Меч мастера Юн Фая давно стал для неё практически родным существом. Последние семь лет клинок постоянно был с ней, словно это какая-то часть её тела. Во время тренировок, на горных тропах, в лесах, на ристалищном поле, во время чтения и лекций, в библиотеках и кабинетах, во время обучения взаимодействию с Шивтаком, на берегах озер и даже под водой, во время прогулок и медитаций, во время сна и трапезы, во время почти всех занятий и даже в страшных подводных городах савгулов. И разве что во время купаний она оставляла его на берегу с одеждой. На таком единении с мечом сначала настаивал сам мастер Юн Фай, желавший чтобы его ученица постигла всю суть этого оружия, а потом она настолько свыклась с клинком, что уже и сама не желала расставаться с ним не при каких условиях, чувствуя себя без меча неуютно и неуверенно. Её учитель понял это и попросил её оставлять меч в храме, потому что это всего лишь меч. Минлу с неохотой подчинилась. Но все же это было не сложно, ведь она знала что клинок в целости и сохранности лежит в её маленькой комнате в ожидании своей хозяйки. Ну а уж во время путешествия она буквально срослась со своим клинком, порой находя в нём поддержку и силу как в живом человеке.
И теперь она просто не знала как ей поступить. Вырываться от оставшихся двух бандитов и бежать в "Золотую залу" возвращать меч, вступив в сражение уже ни с одной, а с двумя бандитскими шайками представлялось полнейшим безумием. Но покинуть "Золотое колесо" без любимого клинка казалось ей еще худшим выбором. Такой поступок был выше её сил. Но если ничего не делать, то бандиты вернутся, возможно с подкреплением, и шанс сбежать станет совсем призрачным. Минлу захотелось сесть на пол и закрыть лицо руками, спрятаться от этой раздирающей дилеммы. Но конечно она знала какой выбор правильный. Мастер Киадо говорил, что в глубине сердца мы всегда знаем как поступить правильно. Тогда Минлу приняла эти слова безоговорочно, но теперь это утверждение казалось ей сомнительным, уж слишком часто и она сама и другие люди поступали не так как следовало. Хотя это конечно возможно и не противоречило словам учителя, размышляла она, может просто мы поступаем вопреки знанию из глубин нашего сердца. Но сейчас ей конечно следовало воспользоваться удачным стечение обстоятельств и попытаться бежать, пусть даже и без меча. Наставники правы, меч это всего лишь меч, пусть даже он и выкован великим мечником, магом стихии, Мастером Земли. На свете полно и других катан, в конце концов это лишь безжизненная полоска металла и её главная сущность всегда заключена в том кто её держит.
И как ей ни было это тяжело, она решила вырываться из комнаты, пока бандитов только двое. Но это было лишь умствование, девушка не чувствовала никакой энергии для воплощения этого решения в жизнь.
Буш резко поднялся. Его веселая фривольность испарилась. Теперь он был сосредоточен и собран. Он лично несколько раз сталкивался с отрядом Молочника и прекрасно знал, что люди Бэрроу безжалостны и отчаянны, и, если придется, будут убивать всех подряд, не задумываясь. Собственно и свой длинный шрам через пол-лица он получил именно в стычке с "синими". Бандиты Раника и сами по себе были немалой проблемой, а если при этом еще и придется оберегать от них кирмианку, то задача усложнится втрое. "Нехилая каша здесь заварилась", подумал он. И хотя никакой робости он не испытывал, тревожное волнение уже терзало его душу.
– Вертик, оприходуй чикчу, – приказал он.
Хотя они с Вертиком вроде как были равны, но это лишь до поры до времени. В серьезных передрягах хмурый нервный молодой человек безоговорочно признавал старшинство и авторитет Буша, ибо тот занимался лихим ремеслом лет на десять дольше его и то что он до сих пор жив и здоров говорило о многом.
"Зеленобородый" приблизился к девушке. Минлу напряглась. "Надо атаковать сейчас!", вспыхнуло в её голове. Она понятия не имела что значит "оприходуй", но и так было ясно что ничего хорошего. Все наставления учителя о незамутненности сознания, пустоте сердца и равновесии духа в момент поединка сейчас нисколько не помогали. Внутренне она вся дрожала и до равновесия духа ей было очень далеко. С мечом в руках ей порой удавалось ощутить подобный настрой и войти в сражение "так же легко как перешагнуть лужу", но рукопашная схватка с матерыми решительными мужиками ввергала её в трепет. И тем не менее она приготовилась ударить "зеленобородого" в живот, в солнечное сплетение, выбить из него дыхание, остановить его ци, пресечь на минуту его центральный меридиан. Но парень опередил её и без всякой подготовки, как-то походя, лениво, словно нехотя хлестко ударил её краем ладони в шею. Минлу тут же задохнулась и потерялась. Вертик швырнул её животом на стол, задрал ей голову, накинул узкую бечевку и затянул на горле петлю. Дикий ужас пронзил девушку, она поняла что её задушат. Но Вертик, придавив кирмианку к столешнице, поочередно, с большой ловкостью обмотал всё той же бечевкой каждую её руку и затем связал их вместе, соединив предплечья. Через полминуты Минлу была мастерски и надежно блокирована. Упираясь ногами в пол, с заведенными назад руками она лежала на столе, выгнув спину и приподняв голову, веревка сдавливала ей шею, но дышать всё же позволяла.
– Не дергайся, курва, – зло сказал молодой человек и не сильно ударил девушку по затылку, стукнув её лбом в столешницу и причинив боль натянувшейся бечевкой. У Минлу потекли из глаз слезы.
Буш одобрительно покачал головой. Затем носком сапога, двумя ударами, он заставил Минлу шире развести ноги.
– Отличная поза, – ухмыльнулся он. – Жаль, зря пропадет.
– Успеешь еще, – с презрением отозвался Вертик. Он пребывал в уверенности, что кирмианцы это низший народ и якшаться с их грязными, вонючими женщинами это унижение собственного достоинства.
135.
Цыс и Талгаро стояли возле двери в кабинет.
– Ну что, готов? – Взявшись за ручку, тихо спросил Цыс.
Лоя утвердительно кивнул. Шляпу он откинул за спину и обе пуны уже держал в руках. Сердце его бешено колотилось, а бледное лицо всё пошло синюшно-лиловыми пятнами от волнения. "Как бы этот карлик-бздун от разрыва сердца не помер", неприязненно подумал Цыс, прекрасно понимая что отступать уже будет некуда. Если Талгаро завалит всё дело, Цысу придется самому разбираться с бандитами. А это его совершенно не устраивало.
– Хвала твоей доблести, воин, – серьезно сказал он. – Во имя Аллаха Милостивого, ступай и победи. И пусть пророки охраняют тебя в битве, пусть все святые ислама пребудут с тобой.
Цыс усмехнулся про себя. Во время своего пребывания в Мэдфорде, заведении для умалишенных, он перечитал кучу религиозных книг, другой литературы там просто не было, местные целители искренне полагали что именно сочинения о божественных силах и вышних сферах помогут душевнобольным людям снова обрести покой сердца и остроту разума. Правда подборка книг была совершенно хаотичная, вперемешку все конфессии и религии, шаманство и эзотерика, но это никого это не волновало. В результате чтения всех этих откровений, диспутов, учений, толкований, священных текстов и пр. в голове Цыса образовалась громадная мешанина всяческой метафизической чепухи и при этом он твердо уверовал, что никакого бога не существует в принципе, а всё это досужие выдумки глупых и слабых людей или праздных бездельников и хитрых лгунов. Но тем не менее у него то и дело слетала с губ какая-нибудь божба, проклятие или благословение именем какого-нибудь очередного бога или богини. Его это очень смешило, ибо он сам себе представлялся этаким забавным клириком-космополитом, который верит во всё сразу и ни во что конкретно.
Талгаро, снова подумав что над ним издеваются, недобро покосился на "сэна Хорвига". Но тот глядел на него мрачно и торжественно, словно и правда провожал товарища на эпическую битву и был полон искреннего переживания и тревоги. Он глубоко вдохнул и также тихо ответил:
– Готов.
Цыс распахнул дверь и поспешно посторонился. Талгаро на ватных ногах вошел внутрь. Цыс тут же прикрыл дверь, оставив щель, и прижался рядом к стене, чутко прислушиваясь. Правой рукой он сжал за спиной свой либингский нож, полный решимости пустить его в ход, если понадобится. "Если гном уложит хотя бы одного, считай уже удача", решил он.
Буш удивленно уставился на возникшего в комнате лоя. Увидев выражение лица товарища, Вертик проследил его взгляд и обернувшись, тоже несколько озадаченно посмотрел на маленького человечка.
– Тебе чего, карапуз? – Вполне добродушно поинтересовался Буш.
Минлу, услышав что в комнате что-то происходит, вывернув голову, с трудом поглядела в сторону двери. При этом бечевка на шее дополнительно натянулась, причиняя ей боль. В этот момент Талгаро посмотрел на распластанную на столе девушку. Их глаза встретились. Лоя показалось, что он видит на лице кирмианки гримасу жуткого страдания. Гнев придал ему сил и он молча прыгнул на огромного, удалого, бритоголового бандита в распахнутой до пупа красивой рубахе с серебряным отливом. В момент прыжка лоя крутанул правой кистью и стальная цепочка пуны развернулась, рассекая воздух. Заточенные до состояния бритвы звенья цепи размашисто полоснули Буша по шее. Боли тот почти не почувствовал, но инстинктивно дернул головой. Талгаро приземлился перед мужчиной и тут же снова взмахнул пуной, на этот раз рассекая грудь, шею и подбородок противника снизу-вверх. И затем уже справа налево и теперь стальной хлыст прошелся по лицу Буша. Талгаро всё время действовал только одной пуной, той что была намазана густым слоем из смолотой мякоти «волчьих ягод», то есть ядом, который ни в коем случае не являлся для человека смертельным. Заставить себя использовать пуну в левой руке, с "Печатью Адолиса", он так и не смог.