Девочка и пёс
Шрифт:
Минлу и Талгаро по началу отмалчивались. Когда чуткий и отзывчивый "сэн Хорвиг" мимоходом коснулся вопроса зачем это собственно страшные бандиты с таким упорством хотели захватить кирмианку, лоя встрепенулся и уставился в затылок девушки. Та почти ощутила сверлящий зуд его любопытного взгляда, но опустив глаза, ничего не сказала. На эту тему она пока ни с кем разговаривать не желала. Но слова "сэна Хорвига" звучали очень разумно, его доводы представлялись логичными и обоснованными. А Цыс не унимался. Предупредил, что надо как можно быстрее убраться с тракта, потому что когда бандиты придут в себя, то первым делом конечно бросятся преследовать их именно по этой дороге. Затем пообещал познакомить их с Булей, очаровательным псом-лентяем, который им обязательно понравится, а также накормить разными вкусностями, которые тут же и перечислил. И вот этим последним попал в самую точку. Девушка и лоя жутко проголодались. И когда они услышали о яблоках, орехах, сырах, тушенных овощах и жаренном с пряностями мясе, то Минлу наконец поворотилась в седле и вопросительно поглядела на Талгаро. После короткого совещания, они решили ехать в "Лиловое облако". Ибо было очевидно что в столицу соваться нельзя, а укрыться где-то нужно и "сэн Хорвиг" казался подарком судьбы. Не говоря уже о том что именно он организовал всё их освобождение из "Колеса".
Цыс совершенно
Цыс решил на этот раз не мудрить как с семейством Эмеров, а отравить обоих своих гостей прямо за ужином. Причем использовать он намеревался яд, приводящий к летальному исходу. Он резонно решил, что лоя просто ему не нужен, и оставлять его в живых как свидетеля и вообще помеху не имеет никакого смысла. О судьбе девушки он размышлял несколько дольше. Палата готова была выплатить 20 тон и за живую кирмианку и за мертвую. И как не крути с мертвой конечно возни-то всё-таки поменьше. Завернет её в саван, положит в телегу и спокойно отвезет в Дом Ронга. У него правда опять промелькнула мысль о фривольных забавах с симпатичной девицей, но он отмахнулся от этого "баловства".
Прибыв к дому Эмеров, он всё еще размышлял каким именно ядом осуществить задуманное. При этом он весело болтал со своими спутниками, рассказывая им о доме и знакомя с добродушным Булей. Тиская Булю, Минлу вспомнила о Ките и загрустила: "Как-то он там?" Она убеждала себя, что ничего плохого с металлической собакой случится не может и главное это освободить Элен, а девочка потом уж конечно придумает как быть, она лучше знает на что способен её замечательный пёс. Правда как подступиться к спасению самой Элен из лап алчного герцога она пока не имела ни малейшего представления. К тому же теперь всё усложнялось еще и тем, что за ней самой охотятся бандиты. Над вопросом почему они это делают она пока решила не мучиться, оставив эти непростые размышления до завтра, сойдясь на том что "Один час утром стоит двух вечером".
Цыс раскочегарил печь и занялся готовкой. Минлу вызвалась помогать и в конце концов Талгаро тоже присоединился. Попутно Цыс потчевал их веселыми историями из жизни якобы своих знакомых и девушка и лоя искренне смеялись. Со стороны они являли живую картину истинного приятельства и доброжелательности. Трое людей дружно и радостно готовят для себя ужин, сердечно и с удовольствием помогая друг другу и общаясь.
Когда всё было почти готово, "сэн Хорвиг" настоял что дальше он всё сделает сам, а гости пусть усаживаются за стол. Ему нужно было остаться на кухне одному. Минлу и Талгаро, оживленно болтая, ушли в гостиную. Цыс достал мешочек с "ноготковой пудрой", изготавливаемой из перламутровых лепестков ужасного Рогатого цветка, способного убивать мелких зверей и даже маленьких детей одним лишь недолгим прикосновением своих длинных, похожих на жуткие пальцы, лепестков. Это был очень надёжный яд. К тому же Цыс отлично знал, что далеко не все яды одинаково воздействуют на Омо и Лоя, но "пудра" без сомнений убьет обоих.
Однако, развязав мешочек, его вдруг одолели сомнения.
Опасно будет везти тело кирмианки прямо завтра утром в Дом Ронга. Взбешенные "зеленые", у которых из-под носа увели 20 золотых, скорей всего устроят там настоящий заградительный отряд, проверяя каждого охотника за головами. Сначала, конечно, следует сходить на разведку и, если люди Золы действительно там, то нужно будет переждать или даже искать какой-то обходной путь, например договорится с кем-то из судейских, что ценное тело доставят в один из Сводов Палаты, такое иногда практиковалось. И значит на всё это понадобится неизвестно сколько времени, а ведь труп начнет портиться, разлагаться, куда же это годится? Искать где-то лед и срочно устраивать "холодную" Цыса совсем не вдохновляло. К тому же ему на ум пришло еще и такое обстоятельство. Он отлично знал насколько судейские прижимистые. Эти скупердяи будут цепляться за любую смехотворную причину, чтобы отказать ему в выплате. Если он привезет труп, да еще и подпорченный, да еще и без этой проклятой катаны, они вполне могут покривиться, заявить, что сходство с рисунком весьма отдаленное, что это никакая не Минлу Такулада Хин, жуткая дикая убийца, устроившая в Туиле резню или во всяком случае в этом нет полной уверенности, а допросить мертвую невозможно. А потому никакой награды не будет. "И останутся в абсолютном выигрыше, сволочи", хмуро думал Цыс. И преступник мертв, и 20 золотых целые. Он даже похолодел при мысли, что все его сегодняшние тяжкие труды пропадут даром. И чем дольше он об этом размышлял, тем более убеждался, что кирмианка нужна ему живая. Может так и немного больше возни с её содержанием, но зато уж он точно получит свои 20 золотых. Даже если она вздумает отнекиваться, умельцы из Дома Ронга быстро вытянут из неё всю правду.
Цыс поглядел на мешочек. "Значит только коротышку", решил он. А для девицы следует приготовить хорошее усыпляющее зелье, дабы спокойно снести её в подвал и приковать там к стене. Но и снова засомневался. Куда подсыпать "пудру", так чтобы быть совершенно уверенным, что яд никак не попадет в желудок кирмианки? Он отлично знал что жизнь очень непредсказуемая штука и сколько ни загадывай, ни строй планов, ни высчитывай верного пути, судьба-злодейка всё равно найдет способ посмеяться над всеми планами. На столе не будет такого блюда, от которого бы у лоя текли слюнки, а кирмианцы бы на дух не переносили. Это разве что конина, которая для лоя почти лакомство, а кирмианцы её терпеть не могут. Но зато они едят собачатину, а лоя считают это варварством. Еще лоя очень любят яйца вонючей ахунду, а кирмианцы, впрочем как и почти все из народа Омо, такую пищу считают мерзостью, хуже падали. Но даже если подсыпать яд прямо в тарелку лоя, где гарантия, что Минлу вдруг не захочет что-нибудь попробовать из неё. По-своему ли желанию или по просьбе лоя. О да, жизнь непредсказуема. "Тьфу ты!", подосадовал на себя Цыс. Зачем такие сложности? Усыпить их обоих, а лоя потом уже во сне и прикончить. Это было самое просто решение и он завязал мешочек с "ногтевой пудрой" и пошел за порошком из маковых семян, которые усыпляли до такой степени, что казалось человека хорошенько огрели по голове. "Всё будет хорошо", подбодрил себя Цыс, "всё будет хорошо. Ибо наше дело правое". Он уже давно пришел к выводу, что единственное "правое дело" для любого человека, это лишь то дело, которое служит его личному благополучию, направлено на созидания его маленького индивидуального счастья.
За столом царила невероятно благожелательная атмосфера. Люди вкусно ели и увлеченно беседовали. Цыс развлекал гостей историями из своей бурной жизни, в то время как они стремительно уплетали щедрое угощение их заботливого хозяина. После ужина Цыс объявил десерт, который будет состоять из розового чая и илирийского шоколада. Минлу от радости захлопала в ладоши. Правда затем она и Талгаро попытались отказаться, прекрасно зная что это очень дорогое угощение. Но Цыс настоял. Он ушел на кухню, разогрел воду, заварил чай, налил кружку себе, а затем щедро всыпал порошок из маковых семян прямо в чайник и хорошенько перемешал. "Всё будет хорошо", повторил он снова и разлил напиток с ударной дозой снотворного еще по двум кружкам. Вернувшись в гостиную, он увидел что девушка бродит по комнате и разглядывает развешанные по стене предметы. Вдруг она засияла. "Это ведь келинга?", сказала она, указывая на небольшой струнный музыкальный инструмент. Цыс утвердительно кивнул, припомнив как Эмеры хватались, что Тойра неплохо играет на нём. Да вот только послушать ему не довелось. "Талгаро, сможешь?" подначивая, воскликнула Минлу. Талгаро попытался откреститься, но не тут-то было. Девушка принялась упрашивать его, попутно объясняя хозяину дома, что Талгаро удивительно красиво поет, просто сердце замирает. И затем уже с гордостью объявила, что он Певец Рода. Цыс действительно удивился, он много слышал о Певцах рода от черных лоя, у которых он провел несколько лет. Черные лоя говорили о певцах с исключительным уважением и чуть ли не благоговением, что уже само по себе безмерно изумляло Цыса. Он знал насколько сильно черные лоя презирают и ненавидят своих белых соплеменников, якобы за то что те ходят в любимчиках у Сандары и строят с Королевой различные козни, желая сжить со свету своих уродливых собратьев. И вдруг оказывается, что кое к кому из стана своих врагов черные лоя относятся вполне лояльно и даже с почтением. Черные лоя восторженно рассказывали ему что Певцы рода обладают божественными голосами, настолько мелодичными и многогранными, что способны передать практически любой существующий на свете звук. Их дивные голоса отрывают от земли, утихомиривают боль, останавливают время, прекращают страдание, приносят покой и радость в любую утомленную измученную душу. А главное этот голос, его звучание создает жизни, говорили черные лоя и Цыс с удивлением видел что у них в глазах блестят самые настоящие слезы. До этого он вообще никогда не видел чтобы лоя плакали. Главным образом черные лоя страдали и переживали из-за того что среди них Певцов рода не существует и потому в отличии от белых лоя они больше не в состоянии зачинать детей и их племя, пусть и медленно, благодаря своему долгожительству, но неуклонно исчезает. И естественно Цысу было очень любопытно услышать пение настоящего Певца рода и потому он также присоединился к просьбе кирмианки. Талгаро, немного смущенный, в конце концов взял в руки келингу и некоторое время осторожно перебирал струны и чуть-чуть подтягивал колки. Затем он заиграл грустную, проникновенную мелодию и негромко запел. Он пел очень старую песню, которую обычно именовали "песнь беглеца" и повествовала она о сбежавшем рабе. Но Цыс уже через несколько секунд уверился, что для такого голоса слова уже не важны в принципе. Он пронзал навылет и в тоже время застревал где-то в самых костях и крови и казалось, что всё тело сладостно дрожит и вибрирует от переполнявшего счастья и восторга. "С облаками домой плыву, Хоть и в яме, подобный зверю. И Тебя ли, мой Бог, зову, Если больше в Тебя не верю?" Голос обволакивал и поглощал и тут же отпускал, освобождал, будто говорил "лети, лети выше" и сердце то приятно замирало, то начинало биться как могучий прибой и объятья чего-то неуловимого, но непередаваемо прекрасного крепко стискивали грудь, а по спине бежали зудящие мурашки, словно там из плоти выпрастывались зачатки крыльев и радостный трепет проходил по телу, которое одновременно переживало и упоение и страх как будто стоишь у бездонной пропасти и смотришь в неизмеримую светлую даль. "Моя жизнь – на ветру свеча, Моя доля – глухая глыба, Но с любой стороны бича, Говорят, существует выбор." Цыс, словно напуганный вроде бы хотел отстраниться, откинуться назад, отвернуться, укрыться от голоса, но то что яростно и сладко пульсировало в глубине его живота изо всех сил тянулось к этому сказочному звучанию и Цыс тянулся вместе с ним. "Говорили, что цепи снять Может только одна могила, Но рабом мне не умирать, Мне и жизни такой хватило"
И когда Талгаро замолчал у Цыса щипало в глазах и он с каким-то совершенно незнакомым ему стыдом и раскаяньем понимал что вот-вот из глаз проступят слезы. Кое-как придя наконец в себя, Цыс тихо сказал: "Пейте чай, пейте, а то остынет".
И после того как оба гостя, провалившись в крепкие сети Морфея, бесчувственно сползли под стол, Цыс еще долго сидел за столом и глядел куда-то в стену. Его мысли бродили по мрачным закоулкам памяти, вызывая к жизни воспоминания о том как именно он получил свои жуткие шрамы на животе.
137.
Карета подъехала к центральному входу огромного трехэтажного каменного дома. Уже свечерело и многие окна, большие и застекленные, были ярко освещены. Первым из экипажа вышел Бока, затем Элен. Девочка испытывала сильный мандраж. У неё ощутимо тряслись ладони и в коленках сквозила неприятная слабость. Приехавших встречали трое мужчин в круглых шляпах, темных костюмах и вооруженных мечами и дубинками. Немного в стороне, за широкими перилами мраморной лестницы, застыли три тощих фигуры авров. В наступающих сумерках Элен взволновано оглядывала всех этих незнакомцев. Её маленькое сердце тревожно билось, полное дурных предчувствий. Она и сама не знала чего именно, но страх уже не отпускал её ни на секунду. Её взгляд испуганно застыл на ящерообразных гуманоидах. Их внешний облик, её, ребёнка из Звездного Содружества, нисколько не напрягал, но само присутствие обескураживало: "Зачем они здесь?". К ней подошел Мастон Лург и увидев его, девочка почувствовала странное облегчение. Он оставался еще чем-то привычным и знакомым в этом чужом окружении.