Девятые врата
Шрифт:
Случайно он кинул взгляд на экран поверх голов зрителей и остановился, словно околдованный человеком с хитрыми глазами, который до сих пор сидел молча и незаметно, а сейчас заговорил и, разводя руками, в чем-то уверял остальных, убеждал с пеной у рта. «Может, это он?» — подумал Гогита, меняя место. Но целиком экрана все равно видно не было — его закрывали головы зрителей.
Гогита оглянулся назад. Под круглой ложей шел широкий выступ. Он переложил обе коробки в одну руку, поставил ногу на выступ и приподнялся. Отсюда был виден весь экран. Широко раскрытыми глазами Гогита вгляделся в темную ложу, чтобы убедиться, не мешает ли
Он спрыгнул с выступа и побежал к выходу, словно стремился вернуть утерянный голос. Он промелькнул мимо тети Марго, которая не успела сказать ни слова, только удивленно поглядела ему вслед.
Гурген открыл дверь, перепрыгнул сразу через три ступеньки и поглядел в сад через затемненный партер. Гогиты не было видно. «Ну, хватит, довольно! С завтрашнего дня я его с собой брать не буду!» — решил он, торопливо поднимаясь обратно по лестнице. Он оставил дверь открытой, ударил ладонью по одному диску проекционного аппарата, снял крышку и поглядел: остался моток величиной с кулак, и тот таял на глазах, становился все меньше, пленка, пританцовывая и извиваясь, словно стружка, перематывалась на другой диск. «Пол-минуты… Если Гогита не придет — все», — подумал Гурген. Он сунул нос в узкое четырехугольное окошко, пытаясь отсюда разглядеть сад, но не успел, раздался знакомый звук: так шуршала пленка, когда целиком переходила на другой диск.
— Эх! — махнул Гурген и включил в зале свет.
Словно только этого и ждавшие зрители недовольно оборачивались, шумели, свистели.
— В такой момент прервали!
— Сапожник!
— Наверное, просто пленку не принесли!
— Вот он, идет! — кто-то узнал спускавшегося в партер Гургена.
— Наверное, конец он сам будет рассказывать…
Гурген бросился к тете Марго, будто она была во всем виновата. Он протянул к ней руки — ладонями вверх и почти закричал.
— Где Гогита, я спрашиваю!
— Откуда я знаю. Вошел и сразу обратно выбежал!
— Что-о! Выбежал?! А ленты?
— Я не заметила. Наверное, и ленты были у него, он туда побежал, — указала тетя Марго в глубину сада. — Я думала, ему понадобилось выйти…
Гурген сорвался с места, перескочил через газон и побежал по аллее. Так мне и надо, — думал он. — Мальчик развлечется… Он-то развлечется, а меня снимут — и будет тогда развлечение…»
В туалете Гогиты не было. Гурген громко окликнул его, потом раскрыл все двери. «Скандал!» Он выбежал в сад и с криком «Гогита!» снова помчался по дорожке. Он весь вспотел и был вне себя. Встреть он сейчас Гогиту — обругал бы его как следует и поколотил бы с удовольствием…
Вдруг он заметил у зарослей сирени черную тень, перепрыгнул через подстриженные кусты и очутился под сиренью.
Гогита сидел на земле и тихо плакал. Он даже головы не поднял.
—
Две коробки с пленками валялись рядом в траве, но Гурген их не заметил. Гогита солгал.
— Я их спрятал! — сквозь слезы проговорил он.
— Ты что, с ума сошел? Куда спрятал? Давай сейчас же! — Гурген снова тряхнул Гогиту, поднял его и поставил на ноги.
— Не… не дам…
— Ей-богу, я сейчас убью тебя. Ты откуда взялся такой на мою голову! Давай пленку…
— Пусть она уйдет… — рыдал Гогита.
— Кто уйдет, что ты болтаешь!
— Та женщина…
— Ты что бредишь! — Гурген едва сдерживался. Руки у него так и чесались.
Гогита заплакал громче, из глаз градом полились слезы, он весь задрожал.
— Та женщина, что сидит… с отцом в ложе… пусть она уйдет.
Женщина… с отцом…
Гурген сразу все понял. Ему стало жаль Гогиту. Женщину эту он видел с Бакаром на улице. Он отпустил Гогиту и мягко проговорил:
— Ладно, я ее выгоню, ты только дай мне пленку.
Гогита не переставал плакать, не мог справиться с рыданиями, набегавшими, как волны.
— Слышишь, что я говорю! Ты что, хочешь, чтоб меня с работы выгнали!
— Пусть она уйдет… — упрямо повторял Гогита, утирая кулаком слезы.
Гурген нагнулся и начал шарить в траве. Он раздвинул ветки сирени и, словно страус, сунул туда голову. Коробок не было видно. Он снова рассердился, чуть не бросился на Гогиту с кулаками, но сдержался. Понял, что таким образом только усложнил бы дело.
Из кинотеатра доносились нетерпеливые выкрики зрителей.
— Идем, забирай ленты, — Гургена вдруг осенило. — Своими глазами увидишь, как я ее выгоню. — Он решительно перепрыгнул через кусты на дорожку, посыпанную толченым кирпичом, и пошел к кинотеатру. — Вставай, чего сидишь! Бери ленты!
Все в зале увидели, что механик вернулся с пустыми руками, но свист и крики не усилились, а напротив — прекратились. Вдруг стало очень тихо. Киномеханик открыл дверь в ложу и заговорил с каким-то мужчиной. Партер любопытно вытянул шеи.
Бакар и Майя, как заводные куклы, быстро и дружно повернули к дверям головы.
— Гурген?! — воскликнул Бакар, вставая и путаясь в ножках стула. — Ты что, здесь работаешь?
— Летом. У меня к вам дело… Если можно, на минутку…
— Дело?.. Сейчас?..
«Что-нибудь про Элико и Гогиту!..» — подумал Бакар.
— На одну минуту, — повторил Гурген и вышел из ложи.
Бакар знаком дал понять Майе, что сейчас вернется, и вышел вслед за Гургеном.
— Так получилось… — у Гургена стал заплетаться язык, — что придется уйти… Вам и той женщине…
Тысяча сердец забились в Бакаре, и тысяча умов заработали в нем.
— Как это уйти!.. Что ты говоришь — я не понимаю!
— Так получилось… Вы должны уйти, иначе кино не будет… Гогита спрятал пленку…
«Гогита?! Пленка?!»
— Он у меня работает… Надо же мальчику подработать!.. Я вас прошу, уходите… Вместе с ней… Или пусть она одна… Меня же снимут с работы!
— Гогита?! Пленка?! — повторил Бакар вслух.
Он все понял. Он не чувствовал себя, своего тела, не видел своих рук, не представлял, есть ли у него лицо. Не знал, происходит ли это все на самом деле или все ему только кажется и вот-вот исчезнет.