Диагностика убийства
Шрифт:
Не знаю, сколько времени мы так смотрели друг на друга, но потом Кундалини внезапно поднялась и подошла к своему портрету – вернее, к пустой раме, ведь сам «портрет» разгуливал по комнате (Гарри Поттер какой-то, ни дать ни взять!). Она взялась за раму обеими руками и сняла ее, поставив на пол. Затем повернулась ко мне и улыбнулась. Что она хочет этим сказать? Сны не всегда отражают действительность, но они связаны с подсознанием – еще старина Фрейд привел достаточно тому доказательств. Я постоянно думаю о Кундалини, спрашиваю себя, как бы поступила эта выдающаяся для своего времени женщина в той или иной ситуации – может, в этом все дело? Но почему я увидела ее именно сегодня, сейчас, и почему она сняла со стены собственный портрет? Может,
Я проснулась от громкого стука и рывком села на кровати. Я находилась в собственной спальне, и это порыв сильного ветра захлопнул окно, утянув за собой легкую штору, зажав ее между рамами. Встав с кровати, я подошла к окну и вновь открыла его, впустив свежий ночной воздух, напоенный ароматами цветов. Взглянув на часы, отметила, что уже почти четыре, и это значит, что скоро восход солнца. Странно, но я ощущала себя отдохнувшей, хоть и проспала не больше полутора часов. Ноги сами вынесли меня наружу. Я быстро бежала по пустым в этот ранний час коридорам, мимо закрытых дверей, гигантских антикварных ваз и резных столиков, которыми были наполнены помещения, пока не оказалась перед дверью в комнату Кундалини. Схватившись за ручку, я помедлила несколько мгновений. Что или кого я найду внутри? Поняв, что, мешкая, веду себя как идиотка, я решительно толкнула дверь. В самом деле, неужели я ожидала увидеть Кундалини во плоти, стоящую у собственного портрета?! Это означало бы, что мне самой срочно требуется психиатр.
Как и полагалось, в комнате никого не было. Однако окно почему-то оказалось распахнуто настежь, и легкая занавеска колыхалась на ветру снаружи. Странно: я точно помнила, что перед уходом закрыла окна! Может, кто-то из слуг заходил сюда с уборкой? Я провела пальцем по резному трюмо. Нет, тонкий слой пыли лежал здесь, как и прежде. И я заметила еще одно изменение: портрет Кундалини висел неровно – видимо, ветер заставил его перекоситься, и сейчас один угол явно был выше другого. Я подошла, чтобы поправить картину, и в этот момент она упала – я едва успела предотвратить удар об пол, неловко поймав ее обеими руками. Оказалось, гвоздь, на котором висел портрет, разболтался и в конце концов выпал. Неужели Кундалини во сне предупреждала меня об этом? Может, она боялась, что, упав, картина пострадает? Нечего было и думать о том, чтобы вбивать гвоздь, ведь для этого требовалось как минимум знать, где в поместье находятся инструменты. Кроме того, если бы я даже отважилась на столь экстравагантный поступок, меня непременно осудили бы все, включая слуг: шримати не пристало заниматься столь низменными делами, для этого существуют специальные люди, получающие зарплату!
Поэтому я решила попросить утром кого-нибудь из слуг вбить гвоздь и повесить портрет на место. Пока я несла тяжелую ношу до кровати, куда намеревалась ее положить, что-то выпало из подрамника на пол и, тихонько шурша, скользнуло под кровать. Аккуратно устроив картину, я нагнулась и пошарила рукой в темноте, почти сразу же нащупав то, что искала. Я извлекла на тусклый свет брезжившего утра толстый конверт. Он не был запечатан, и я, не повредив его, вытащила несколько листов толстой бумаги, от руки исписанной мелким почерком. Я ничего не смогла прочесть – письмена были на хинди. Ну, и что такое я нашла? Ясно одно: без участия прабабушки Кундалини мне и в голову не пришло бы передвигать портрет и тем более снимать его со стены!
Задумчиво вертя в руках находку, я отправилась в обратный путь до своей спальни.
Полубессонная ночь не прошла даром. С утра я сделала два звонка. Один – братьям Баджпаи. Я наткнулась на Кишана и попросила его поискать среди бумаг отца письма, адресованные некоему Виру Чатурведи. Судя по тому, что сказал по телефону Егор, именно с этим человеком отец вел переговоры насчет переселения. Как только Кишан изучит содержание писем, он должен будет немедленно разыскать господина Чатурведи, а позже встретиться со мной для обсуждения дальнейших действий. Во время этой встречи я собиралась отдать адвокату бумаги, найденные мной в комнате Кундалини.
Затем я позвонила Тусшару Шетти.
– Вот не ожидал вас снова услышать! – удивился он, когда я представилась. – Я чем-то еще могу быть вам полезен?
– Тусшар, не хотите поработать на меня?
– Поработать?
– В качестве частного сыщика. Думаю, профессионал вроде вас лучше всего справится с подобным заданием. Я заплачу, сколько скажете.
– Если вы серьезно это предлагаете, то я согласен! – В голосе бывшего полицейского звучало неподдельное воодушевление. – Честное слово, это дело такое запутанное, что я и бесплатно занялся бы им!
– Этого не требуется: вы получите столько, сколько обычно стоят такие услуги, а если сможете узнать нечто стоящее, и того больше. Значит, договорились?
– С чего вы хотите, чтобы я начал?
– Два дела. Первое: нужно выяснить, что за контора работает под вывеской «Бурман и Ко».
– Ясно. А второе дело?
– Мне нужно, чтобы вы съездили в Бангалор.
– В Бангалор?!
– Это что, далеко?
– Ну, вообще-то, да – на юге, в штате Карнатака. Но это не имеет значения – надо, значит, надо. Только зачем?
– Мне нужно выяснить все о женщине по имени Налини Датта.
– Знаете, это – не самое редкое имя в Индии! – хмыкнул Тусшар. – У вас есть что-то еще?
– Адрес почтового отделения, на который пересылали денежные переводы.
– Уже кое-что! Ладно, сделаю, что смогу.
Договорившись с Тусшаром Шетти, я приняла душ, оделась и спустилась к завтраку. За столом уже сидел Милинд. Он тепло улыбнулся мне и, надо отдать ему должное, не стал говорить о свадьбе, несмотря на подмигивания и переглядывания Мамты-джаан, Чхаи и Сушмиты. Анита сидела с каменным лицом, словно проглотила жабу и теперь боялась открыть рот, чтобы та не выскочила наружу на глазах у всего честного народа. Я украдкой разглядывала их с Милиндом, гадая, какие отношения связывают этих двоих. Он редко поглядывал в сторону моей мачехи, она также избегала смотреть на него, но это еще ни о чем не говорило: я не забыла, как Анита спала с лица, едва Сушмита проболталась о возможной скорой свадьбе между мной и хирургом!
– А у меня хорошие новости, – сказала я, когда слуги обнесли всех чаем и кофе, в зависимости от предпочтений каждого.
– Правда? – проскрипела Анита. – Неужели моего сына выпускают?
Она сказала это так, словно я была виновата в аресте Санджая. Знала бы она, чем мне приходится заниматься, чтобы помочь брату!
– Я делаю все, что в моих силах, чтобы ускорить процесс, – ответила я жизнерадостно, делая вид, что не замечаю желчи в тоне мачехи. – Но моя новость иная. Отец на самом деле пытался выполнить условия договора. В качестве «обременения» были указаны жители того участка земли, где располагается новая клиника, и отец вел переговоры на эту тему.
– Откуда такие сведения? – поинтересовался Милинд.
– Мой адвокат в Санкт-Петербурге разобрал документы, оставшиеся после папы, и обнаружил соответствующую переписку. А вы, Милинд, разве не знали о его планах?
Милинд покачал головой.
– Пратап не вдавался в юридические подробности в разговорах со мной.
– Странно, – встряла Анита, – что Пратап послушался Санджу! Я точно знаю, что поначалу у него не было намерения выполнять эти смехотворные требования: если уж правительство Дели не в состоянии изыскать ресурсы для расселения, то почему эту проблему нужно взваливать на частное лицо? Во всяком случае, так говорил мой муж, и это стало камнем преткновения в его частных ссорах с Санджу! Между прочим, я с ним соглашалась. Пратап и так взял на себя благоустройство территории. Это обошлось бы ему в кругленькую сумму, а о людях пусть заботятся те, кому это положено по должности!