Дикое Сердце 1 часть
Шрифт:
ПРОШЛИ ГОДЫ…
Эта история могла случиться только на Мартинике, на бурном и цветущем вулканическом острове, возникшем от всплеска энергий клокочущего огня, на земле любви и ненависти, несдержанных страстей, самоотверженности и жестокости. На земле, где столкнулись четыре страстных сердца Моники, Айме, Ренато и Хуана.
В стенах кельи трепетала молодая жизнь. В ее больших глазах пылал мир страстей, проскальзывая даже под кожей бледных щек. Ее изящные и нежные ладони, соединенные словно в мольбе, судорожно сжимались.
– Моника, дочь моя, вы поговорили с духовником?
– Да, Матушка-Настоятельница.
– И каков был его совет? Полагаю, таким же, как и мой.
– Да, Матушка, – с грустью согласилась Моника де Мольнар.
– Видите? Слишком рано принимать окончательное решение для пострига.
– Я страстно этого желаю, Матушка. Всей душой!
– Даже если и так. Не порыв и восторг должны приводить к тому, чтобы навсегда одеть облачение. Вы должны испытать себя, Моника, истинное ли это ваше призвание. Испытать не в этом святом месте, а в миру, в борьбе, лицом к соблазнам.
– Я не хочу возвращаться в мир, Матушка. Я хочу принять постриг. Не выгоняйте меня. Не отвергайте!
– Никто вас не отвергает. Если мы так решили, вопреки вашему желанию, то только ради вашего блага. Сейчас я поговорю с вашим духовником. А пока молитесь и ожидайте, дочка. Молитесь и возноситесь сердцем к Богу. – С этими словами Настоятельница тихо удалилась.
– Боже мой! Иисус! Не допусти, чтобы меня отвергли, – со слезами в прекрасных глазах умоляла Моника де Мольнар. – Прими меня в число своих жен. Даруй мне покой и покровительство твоего дома. Пусть затянется рана в моем сердце. Пусть эта любовь, которая унижает и смущает меня, закончится. Иисус, очисти мое сердце от человеческой любви и призови к себе!
Светловолосый мужчина пересекал широкие плодоносные земли. Одетый с изяществом кабальеро, он сидел на статном арабском скакуне, который раньше ступал по американской земле. Гордо и уверенно, красивой рукой он держал поводья, вонзаясь серебряной шпорой в бока животного. Его ясный взгляд властно осматривал землю, где он был хозяином и повелителем. Когда он проходил, в поклоне склонялись чужие спины, обнажались смиренные головы работников, как будто сбрасывали лепестки креольские цитроны и белые цветки кофейных плантаций. Но он не улыбался, взгляд его был неспокоен, складки губ судорожно сжимались. Этот человек искал кого-то, но пока не встретил…
– Баутиста! Баутиста!
– Я здесь, ниньо Ренато. Что случилось?
– Я иду с кофейных плантаций, и уже говорил тебе, – еле сдерживаясь, упрекнул Ренато Д'Отремон, – что люди не могут работать при таких условиях. Это нелепо, бесчеловечно. Работать по четырнадцать часов человеку не под силу, а там у тебя женщины и дети. Почему?
– Так выгоднее. Это длится пятнадцать лет, и ничего пока не случилось.
– А заключенные из тюрьмы Сен-Пьер работают в цепях. Что это вообще такое?
– Ай, ай, ниньо Ренато! Вы привезли эти мысли из Европы.
– Мой отец был суровым, но не бесчеловечным, – возмущенно прервал его Ренато.
– Имение принесло двойной доход с тех пор, как я им управляю, – дерзко подчеркнул Баутиста.
– Меня не интересует накопительство! Я хочу, чтобы ты относился к работникам справедливо и с добротой.
– Сеньора согласна с моими действиями.
– Я это выясню. Согласна моя мать, или нет, но я не согласен, и исправлю эту ошибку, – проворчал Ренато, удаляясь.
С ближнего ручья доносилось журчанье воды. Под зноем тропического полудня женщина покачивалась в гамаке и улыбалась. Она источала аромат не цветка, а зрелого и сладкого фрукта. Внешне казалось, что она отдыхает, но если заглянуть в ее душу, то там, как в вулкане, накалялись и бурлили страсти. Эта женщина притаилась, как пантера в засаде, как медленно растущая лава, готовая перелиться через край.
– Айме! Что это такое? Оставь это фортепиано! Хватит! Как ты осмелилась? – упрекнула Каталина де Мольнар свою дочь.
– Играть канкан? Видела бы ты, как я его танцую. Это последняя мода Парижа. Посмотри этот журнал.
– Убери подальше эту бумажку! А если приедет твой жених? Если Ренато увидит, что ты читаешь подобное…
– Пожалуйста, мама, – язвительно возразила Айме. – С Ренато или без него, я буду делать то, что хочу.
– Это дурно для будущей жены, тем более, для невесты. Если Ренато узнает…
– Хватит, мама! – оборвала Айме. – Он ничего не узнает, и надеюсь, что ты не станешь ему докладывать. Ренато далеко. Слава Богу, достаточно далеко, и не побеспокоит меня до нашей свадьбы.
– Санта Барбара! Поворачивайте на правый борт! Опускайте кливер! Три человека на левый борт вычерпывать воду! Право руля, право руля! Отойди, болван, дай мне руль! Не видишь, что идешь на скалы? Быстро! Вон отсюда!
Прыгая через рифы, бросая вызов взбешенной стихии, морская шхуна проходила у Мыса Дьявола, с потрясающей быстротой кружась меж отточенных скал и песчаных отмелей, и устремилась к узкому проливу, который вел к безопасному рейду. Почернело небо, омрачилась земля, но мужчину за штурвалом не страшила ярость неба и моря. Вот он преодолел последнее препятствие, и поворачиваясь кругом, чудом достиг высокого утеса, а затем с гордым видом передал штурвал в руки помощника и спрыгнул на мокрую палубу.
– Бросайте якорь и спускайте шлюпку, чтобы пристать к берегу!
Он смело спрыгнул на песчаный берег и опустился в воду по пояс, чтобы вытащить маленькую лодку. Он шагнул с кошачьей гибкостью, а затем повернулся и вызывающе посмотрел на море и мрачное небо. Вспышка молнии осветила крепкую фигуру капитана. Сильный и ловкий, его босые ноги вгрызались в землю, подобно кротам; обветренная непогодой кожа, сильная шея, широкая грудь, мозолистые ладони, а в гордом лице по-дьявольски сверкала победа. Сын бури, изгой, восставший против мира, он готов сразиться с ним. В свои двадцать шесть лет это был самый бесстрашный мореплаватель Карибского моря. Звали его Хуан Дьявол.