Димитрий
Шрифт:
Захарий Петрович Ляпунов и другой дворянин Федор Хомутов поехали в Москву, где с Лобного места зачитали народу утвержденную Даниловским вечем грамоту.
На Лобном месте не оказалось духовенства и знати. Толпою пошли за ними в Кремль. Искали, волею – неволей тащили за Серпуховские ворота, за Москву - реку на Даниловское вече. Патриарху Гермогену и Думе указывали на Димитриевы разъезды на Смоленской дороге, где всякое облако пыли удостоверяло и на Димитрия, и на гетмана Жолкевского, наступавшему царику на пятки. От Думы потребовали устранить Василия Шуйского, никому неприемлемого. Не будет Шуйского, приспешники Димитрия уйдут от него к новому царю. Патриарх и некоторые бояре упрямо стояли за закон.
Не слушая отрицателей, вече повторно постановило:
– «Бить челом Василию уйти с братьями и царицею от греха. Временно целовать крест не личности, но государству. Пока царя нет. управлять страной Думе во главе с председателем – князем Федором Ивановичем Мстиславским. В Думе Шуйским не сидеть. Вражду и злобу забыть».
Послали к царю. Не сумняшася, Захарий Ляпунов вошел в тронную залу, сказал скорбному Василию:
– Василий Иванович, ты не сумел царствовать. Отдай венец и скипетр.
Шуйский замахнулся ножом на дерзкого дворянина. Великан Ляпунов вырвал рукоять ножа из тщедушной пятнистой руки.
Василия с супругой перевели из дворца в их старый кремлевский дом. Приставили круглосуточную стражу.
17 июля 1610 года Московия осталась без царя.
Ляпунов послал сказать тушинцам:
– Шуйский с престола сведен, гоните и вы своего Димитрия.
В Москву отвечали:
– Хвалим ваше дело. Вы свергли царя беззаконного, служите же сыну Иоаннову! Коли вы клятвопреступники, мы верны в обетах. Умрем за Димитрия!
Узнав о безуспешности переговоров, патриарх Гермоген ехал на нерасходившееся бурлящее вече. Уговаривал вернуть Василия. Бесполезно: Шуйский был всем ненавистен.
В следующее утро к нему явились Захарий Ляпунов, князь Петр Засекин, несколько чиновников, чудовские иноки и священники. Захарий сказал сверженному царю готовиться к пострижению.
– Нет, - отвечал Василий. – Никогда не буду монахом.
Страшно и смешно: к противящемуся царю подступали с ножницами.
– Вы никогда не любили меня, и за что возненавидели?! За казнь Отрепьева и клевретов его?! Я желал добра вам и России: наказывал единственно злодеев, и кого не миловал?!
Василий не сподобился перекричать молитвы пострижения. Его не слушали, согнули голову и стригли. Монашеские обеты за молчавшего, хрипевшего, извивавшегося Шуйского произносил князь Туренин.
Мария (Скуратова) Шуйская рвалась к супругу, называла его законным супругом и в рясе инока, милым государем, достойным царем недостойных подданных. Ее тоже постригли. Обоих переодели в схимы, разлучили силою. Василия отвели в Чудовский монастырь, Марию Григорьевну – в Ивановский.
Патриарх Гермоген не признал царева пострижения. Упорно молился за царственных супругов, за помазанника Божия, царя России Василия Ивановича. Проклинал ляхов, калужский и рязанский бунты, признавал монахом не Василия, но Туренина, клявшегося за него.
Боярская Дума спорила о новом царе. Впервые всплыла кандидатура Михаила, Филаретова сына. Мстиславский упорно не хотел. Вне Шуйского следующим в согласии с Разрядной книгой шел Василий Голицын.
Спросили обогнавшего Димитрия гетмана, друг или враг он Москве. Жолкевский отвечал: он воюет за царя Владислава, против Димитрия. На Девичьем поле начались переговоры. От Думы выступали князь Мстиславский, Голицын и Шереметьев, окольничий князь Мезецкий, думные дьяки Телепнев и Луговской. Наши согласились признать соглашение короля с тушинцами: взять Владислава с условием его перехода в греческую веру, добавили: Владиславу неизменно советоваться с Боярской Думой. На сем все целовали крест и Евангелие.
Вдруг всадник прискакал из-под Смоленска. Махал грамотой от Сигизмунда. Король ужесточил требования. Предполагая московской власти кончину Сигизмунд, требовал от Жолкевского занять разложившуюся, лишенную управления столицу без всяких предварительных условий. Жолкевский, не переменившись лицом, спрятал неуместное послание.
Димитрий не сдавался. Оставаясь в Коломенском, он тоже слал к гетману Жолкевскому. Предлагал десять лет платить Польше триста тысяч отступных, Владиславу – отдельные сто тысяч. Обещал свое войско против шведов на отторжение для Сигизмунда Эстляндии.
Жолкевский предпочел короля с Москвою. Писал Яну Сапеге, чтобы тот оставил Димитрия, ибо Московия подчинилась королевичу. Царское помазание Владислава – вопрос времени. Димитрию предлагалось сложить оружие и уехать в Гродно или Самбор, милостиво выделенные ему королем в удел.
Димитрий принял послов в трапезной Угрешской обители.
Держался с оскорбленной гордостью:
– Лучше жить в крестьянской избе, чем милостью Сигизмунда!
Марина разрывалась меж Димитрием и соотечественниками:
– Слушайте мое предложение: пусть Сигизмунд уступит царю Димитрию Краков и возьмет от него Варшаву!
Мстиславский и Жолкевский шли на Димитрия. Перед боем, когда войска построились, Ян Сапега выехал вперед и снял шапку перед Жолкевским, подал руку. В виду войск гетманы обнялись. Кляня измену, Димитрий с Мариной повернули коней. Вместе с атаманом Заруцким и некоторыми верными унеслись в Калугу.
Готовые сражаться войска братались, выстраивались в очередь целовать кресты Владиславу.
Коломна, Тула, Тверь, Владимир, Ярославль отвернулись Димитрия, признав Владислава.
Князь Василий Васильевич Голицын и Филарет (Романов), отпущенный Гермогеном в грехах за тушинское служение, признаваемый ростовским митрополитом, не более, князь Даниил Мезецкий, думный дворянин Василий Сукин, дьяки Луговской и Сыдавный – Васильев, архимандрит Новоспасский Евфимий, келарь Сергиевой Троицкой лавры Авраамий, Угрешский игумен Иона и Вознесенский протоирей Кирилл. Патриарх Гермоген благословил заложников заключенного на Девичьем поле договора. Филарет – за всех обещал стоять крепко.