Димитрий
Шрифт:
Летописец Сергиевой лавры писал: «Гибли отечество и церковь: храмы истинного Бога разорялись, подобно капищам Владимирова времени. Скот и псы жили в алтарях. Воздухами и пеленами украшались кони. Пили из потиров. Мяса стояли на дискосах. На иконах играли в кости. Церковные хоругви служили вместо знамен. В ризах иерейских плясали блудницы. Иноков, священников палили огнем, допытываясь их сокровищ. Отшельников, схимников заставляли петь срамные песни, безмолвствующих убивали. Люди уступили свои жилища зверям. Медведи и волки, оставив леса, витали в пустых городах и весях. Враны плотоядные сидели станицами на телах человеческих. Малые птицы гнездились в черепах. Подобно горам, везде возвышались могилы. Жители. Земледельцы ушли от разбоев в леса, пещеры, дебри, болота. И леса не спасали: оставив звероловство, люди приходили туда с чуткими псами для ловли людей. Прячась, матери зажимали рты младенцам от крика и так душили их. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи. Грабители сжигали, что не могли унести. В глазах родителей бросали в костры детей, носили головы их на саблях и копьях. Грудных младенцев, вырывая из рук матерей, разбивали о камни. Взрослых метали с крутых берегов в глубину рек, расстреливали из луков и самопалов. Да будет Россия пустыней необитаемой!.. Содрогаясь, ляхи говорили: что будет с нами, когда московиты друг друга губят с такою лютостью?!»
Тушино разрослось в столицу. До ста тысяч человек поселилось тут: восемнадцать тысяч конных и две тысячи пеших поляков, сорок тысяч запорожских и прочих казаков, татары, ногаи и москвичи. Землянки расстроились в избы, загоны – в конюшни. Торговали в лавках. Шумели на площадях, где каждый день был праздник. Толпы распутных женщин стеклись веселиться с вольницей, некоторые приехали пленницами. Дармовщина расхищенного и вечное пьянство разлагало людей. Дочери и жены, выкупаемые отцами и мужьями, снова бежали в Тушино. Жили, будто блуд иссякнет вместе с Россией. Запасы же врагов Димитрия почитали неиссякаемыми.
Сам народный царь с царицей Мариной обретался в деревянном тереме, громко прозванном дворцом. Лжепатриарх Филарет служил им и сподвижникам в домашней церкви – Тушинском соборе.
При всех успехах Димитрий разуверился, что одолеет Кремль. 5 января 1609 года он согласовал с Мариной такое ее письмо королю Сигизмунду:
– «Если кем на свете играла судьба, то, конечно, мною. Из шляхетского звания она возвела меня на высоту московского престола только для того, чтобы бросить в ужасное заключение. Только лишь проглянула обманчивая свобода, как судьба ввергла меня в неволю, на самом деле еще злополучнейшую, и теперь привела меня в такое положение, в котором я не могу жить спокойно, сообразно своему сану. Все отняла у меня судьба: остались только справедливость и право на московский престол, обеспеченное коронациею, утвержденное признанием за мною титула московской царицы, укрепленное двойною присягою всех сословий Московского государства. Я уверена, что ваше величество по мудрости своей щедро вознаградите и меня, и мое семейство, которое достигало этой цели с потерей прав и большими издержками, а это неминуемо будет важною причиной к возвращению мне моего государства в союзе с вашим королевским величеством».
Никому не показывая слабости, чванясь успехами в провинции, Димитрий обещал тестю триста тысяч рублей из виртуально захваченного Кремля, подтвердил и жалованную грамоту на Смоленск и Новгород – Северскую землю. Посол Олесницкий получил город Белую. На семейном совете договорились, что Мнишек поедет в Краков уговаривать короля оказать Димитрию необходимую военную и финансовую поддержку.
Что принадлежит вассалу, защищает корона – это был главный аргумент. Мнишек с декабря 1608 года настойчиво запросил у короля защиты для своего ненадежного дара. Бог с ней со всей Россией, уж дочери с зятем как дастся! В своих приобретениях Юрий был бы уверен, когда официальная граница Речи очертила бы Смоленскую область. Видим, не год колебавшись, вдохновленный российской слабостью, Сигизмунд следующей весной повел в Россию коронное войско. Первые русские пленники сказали королю, что народ не любит Василия, не станет за него биться и охотно признает принца Владислава московским царем.
7
Перерезав отрядами Сапеги поставки хлеба из Сергиева посада, Димитрий возбудил голод в столице. Зимой 1609 года четверть ржи в Москве стоила семь рублей. Шуйский устанавливал твердые цены, заставляя купцов и богачей целовать на том крест в храме Успения. Торговцы клялись, выходили из церкви с поклонами и шли цены взвинчивать. Впавший в отчаяние народ кричал на улицах:
– Мы гибнем от царя злосчастного! От него кровопролитие и голод. Долгот ли нам сидеть в осаде и ждать голодной смерти?!
17 февраля толпа под начальством Романа Гагарина, Григория Сумбулова ворвалась в Кремль:
– Надобно переменить царя! Василий сел самовольством. Не всею землей избран!
Князь Василий Васильевич Голицын стоял за мятежниками, потому что сразу после Шуйского, отметая бывших за Димитрия Романовых, был в очереди на престол. Но за Шуйского выступал патриарх Гермоген, не ладивший с Василием, но поддерживающий власть, раз она существовала. Гермоген и вышел к толпе, излившейся на Красную площадь.
– Кровь и голод – испытания Божие, не воля Василия!
Толпа усовестилась ненадолго. В апреле боярин Крюк – Колычев хотел заколоть Василия. Народ на Николин день, и на праздник Вознесения врывался к Шуйскому во дворец, вопя:
– Чего еще дожидаешься?! Не голодной смертью ли нам погибать?
Василий открыл государственные житницы, уронил цену на хлеб до двух рублей. Запасы были ограничены. Продолжись осада, Москва не выдержала бы следующую зиму. Помог дипломатический успех.
Шведский король Карл, не любивший племянника - Сигизмунда, обещал помощь против мятежников и поляков, все активнее их поддерживающих. В Выборге возобновили мирный договор 1595 года. Карл выделял Шуйскому две тысячи конников и три тысячи пехотинцев на восстановление порядка. Василий обязывался платить им сто тысяч ефимков ежемесячно, королю же отдавал навечно Кексгольм с Карелией. Общее командование дожжен был осуществлять князь Михаил Скопин – Шуйский.
26 марта воевода Ододуров встретил на границе союзную рать Якова Понтуса Делагарди. Скопин ждал шведского полководца в Новгороде. Делагарди было 27 лет, Скопину – 23. Эти молодые люди и спасли Василия.
5 мая под селом Каменка разбили крупный отряд Димитрия, и Псковская земля сразу вернулась Москве. 13 июля взяли Тверь.
На помощь Димитрию выехали астраханские казаки. Их вели Август, Осиновик и Лавр, назвавшиеся чудесно спасенными сыном и двумя внуками Иоанна Грозного. Верный Шуйскому воевода Замятня Сабуров перехватил казаков возле Саратова, легко рассеял. Осиновика умертвил саблею, Августа и Лавра повесил.
Стремясь опередить угрожающих Скопина и Шуйского, Димитрий послал полки на решительный приступ Москвы. Брат Василия Дмитрий Шуйский вышел встречь с сильным царским войском. Бой пылал отчаянный. Тушинцев отодвинули к Ходынке.
Осенью Скопин и Делагарди очистили Переславль Залесский и взяли Александрову слободу, где зазимовали. Предательский рязанский воевода Прокопий Ляпунов прислал туда посольство, будто все рязанцы желают Скопина – Шуйского в русские цари. Россия столь же стремительно возвращалась Шуйскому, как недавно шла в обратку.
В Тушинском лагере шел разброд. Атаманы и ляхи избранно слушали Димитрия. На собственный страх и риск ездили грабить обозы между Коломною и столицей, Красное село.