Дипломат
Шрифт:
Эссекс начал не задумываясь: – «Недаром сказано, что ярость Человека зерном Грядущего не может в землю пасть. Законам божиим, начертанным от века, спешите подчинить неправый свой Закон, затем что преступил и Честь, и Совесть он, и Человечности священные границы». – Он взглянул на Асквита. – Так ведь? Асквит нетерпеливо затряс своей большой головой. – Разве это все? – вскричал он. – Вы хотите выпустить всю лучшую часть: «Но горе тем, кто в слепоте своей приложит руку к бедствиям народным!» Вот это вам должно понравиться: «Избранница небес, Британия! Не стань рабой пришедшего с чужбины вольнодумства; с презреньем отвернись от
Эссекс засмеялся, Мак-Грегор тоже.
– Довольно, Джон, – сказала Джейн. – Это нелепо.
– Конечно, нелепо! – сказал Асквит.
– Сядь, пожалуйста, – сказала ему Джейн и обратилась к Мак-Грегору: – Они всегда так, когда встретятся. Они считают себя единственными людьми на земле, которые знают наизусть всего Вордсворта. Вы уж извините их.
– Как это прекрасно! – вздохнул Эссекс.
– Большего вздора никто еще никогда не писал! – воскликнул Асквит.
– Перестань, Джон, – спокойно сказала миссис Асквит.
– Я помню время, когда вы считали Вордсворта единственным английским поэтом, – сказал Эссекс. – А я и сейчас так думаю.
– Единственный поэт еще хуже Вордсворта – это Суинберн, а он вовсе не поэт. – Асквит бросился в кресло и вытянул ноги.
– Вы сами не знаете, что говорите, – сказал Эссекс. – Вордсворт вывел английский язык из состояния упадка и вернул ему былую красоту елизаветинских времен. Вспомните «Кукушку»!
– Чепуха! – Асквит снова встал. – Стихи про кукушек, овечек и птичек. Что это за поэт?
– Такой, каким должен быть английский поэт, – сказал Эссекс. – Не то, что какие-нибудь ирландцы или этот ужасный американец Уитмен.
– Ну и вкус у него! – воскликнул Асквит, перехватив трубку зубами, и тяжело опустился в кресло. – Как вы можете работать с таким человеком? – накинулся он вдруг на Мак-Грегора.
Мак-Грегор был очень смущен. Неистовое красноречие Асквита несколько ошеломило его. Но это было забавно, и он забыл о том, как холодно с ним поздоровался Эссекс. Он даже позабыл свою стычку с Дрейком.
Чтобы утихомирить Асквита, Эссекс снова спросил его, что он здесь делает.
– Зря время трачу, – выпалил Асквит. – Я был послан сюда, чтобы предвосхитить события, которые произойдут в Финляндии, Польше, Румынии и в других пограничных с Россией государствах, но я не гожусь на это. Я должен, очевидно, облазить каждую дыру и осмотреть каждый угол в этих несчастных странах, но с тем же успехом я могу оставаться здесь и жить спокойно. Это чудный город, Гарольд, полный противоречий. Вам известно, что в этой стране мобилизуют собак?
– Нет.
– Представьте себе, – Асквит указал длинным пальцем на своего спаньеля, – чтобы получать мясной паек, Водка должна проходить военное обучение, и в случае войны ее могут мобилизовать. Тренировка, хорошее обращение и тому подобное. И вот вам результат.- Асквит выпрямился и
– Вы видели что-нибудь подобное? – спросил Асквит. – Скажите, видели?
Эссекс погладил собаку по голове, подергал за уши и привычным движением потрогал ее нос.
К Мак-Грегор откинулся на спинку дивана и негромко засмеялся.
– Я не знал, что у вас есть чувство юмора, – сказал Асквит Мак-Грегору.
– И это англичанин говорит шотландцу! – ответил Мак-Грегор.
– Так тебе и надо, – сказала Джейн Асквит.
– Ну, я очень рад, что у него есть чуточку юмора. – Асквит дернул себя за длинный ус. – Он сцепился с Дрейком.
– Вот как? – спросил Эссекс и посмотрел на Мак-Грегора.
– Да, – сказал Асквит. – Боже мой, до чего было нудно! Хоть бы капля юмора! Если вы его отпустите, он сейчас же вернется в Лондон, потому что считает, что нечего ему разыгрывать дипломата в Москве.
Мак-Грегор подумал: есть ли для Джона Асквита что-либо святое? Он вдруг понял, что за их получасовое знакомство он успел рассказать Асквиту очень многое о себе; своими ехидными, насмешливыми вопросами тот без труда выудил из него все, и Мак-Грегора удивляло, что Асквит так легко об этом говорит теперь.
– Джон! – сказала Джейн Асквит. – Зачем ты так? Мистеру Мак-Грегору это должно быть неприятно. – Мак-Грегор, к своему удивлению, почувствовал, что слова Асквита не задевают его.
– Мак-Грегор – ученый, – сказал Асквит сердито, – и он должен уметь слушать правду. Но вам следует смотреть за ним, Гарольд. Как все ученые, он считает, что обыкновенные человеческие дела его не касаются. Скоро он начнет нападать на вас с точки зрения научной объективности. Он будет говорить вам, когда вы правы и когда вы неправы. Но предложите ему помочь вам немного в иранском вопросе, и он заявит, что это не его дело. Они все такие, эти ученые с чувствительной совестью. Они любят терзаться по поводу зол нашего мира, но одна мысль принять участие в политической жизни или стать на ту или другую сторону приводит их в ужас, и они остаются блаженными, негодующими, объективными и никому не нужными. Они возмущаются, когда политики и милитаристы, используя их науку, сметают с лица земли половину человечества, но все-таки продолжают отдавать свою науку дьяволу. Предоставьте им возможность остановить это – они не воспользуются ею и убегут. Взгляните на Мак-Грегора! Самое малое прямое участие в человеческих делах для него уже слишком много. Он готов уйти и бросить все, предоставив таким опасным людям, как вы и Дрейк, делать, что вам нравится. Не могу этого понять! – сказал Асквит с отчаянием.
– Ты смущаешь мистера Мак-Грегора, – запротестовала его жена.
– Так ему и надо, пусть смущается.
– И вдобавок ты преувеличиваешь, – сказала она.
– Я преувеличиваю, Мак-Грегор? – спросил Асквит.
Но Мак-Грегор решил не сдаваться.
– Зачем вы нападаете на ученых? – сказал он. – Хватит с них научных проблем, к чему им еще другие?
– Если вы не займетесь этими другими проблемами, – сказал Асквит, – от вашей науки ничего не останется. Вам так же нельзя уклоняться от политической ответственности, как и нам, хотя мы ничем не лучше вас. Утешайтесь этим. Самые бесполезные люди на земле – это дипломаты, и мы с Гарольдом хороший тому пример.