Дипломат

Олдридж Джеймс

Эссекс подозвал официанта и сказал ему по-русски: «бокал», указав при этом на бутылку, стоявшую на столе. Пожилой официант в черном пиджаке принес фужер для шампанского, поставил перед Мак-Грегором и тут же налил ему.

Мак-Грегор не торопился пить. Официанты с подносами сновали мимо Мак-Грегора, и каждый раз его обдавало запахом, вызывавшим в памяти родные края.

– Вспоминаете Иран? – мягко спросила его Кэтрин, слишком мягко и в то же время слишком развязно.

Мак-Грегору неприятна была ее проницательность, и он промолчал.

–

С какой радости ему вспоминать Иран? – спросил Эссекс.

– Вы и не знаете, что в вашем Мак-Грегоре сидит самый настоящий перс, – сказала Кэтрин Эссексу.

– Вот как? – Эссекс слегка повысил голос.

– А разве по его внешности можно сказать, что он человек сильных чувств? Посмотрите: это худое лицо, этот открытый взгляд, этот вихор на голове. Какое ледяное спокойствие написано на вашем челе, мистер Мак-Грегор!

– Я и в самом деле спокоен, – сказал он, мысленно прикидывая, сколько она могла выпить.

– А я-то думала – он огорчен, бедненький, – пробормотала она.

Мак-Грегор покачал головой.

– Как, вы еще не кончили ссориться? – сказал Эссекс. – Хватит, надоело. Если не можете обойтись без этих учтивых пререканий, так лучше уж молчите совсем. – Эссекс потребовал счет. – Да, так вот что, Кэти, – сказал он. – Пора вам решить окончательно, едете вы со мной в Лондон или нет. У вас есть кто-нибудь в Лондоне?

– Я обычно живу в доме дяди Поля. Но я терпеть не могу этот дом.

– Тогда придется вам остановиться у меня, – сказал Эссекс. – Места хватит.

– Ваш дом стоит пустой?

– Почти.

– Хорошо бы его у вас отняли, – сказала она. – Хорошо бы у всех у вас отняли дома и устроили в них удобное жилье для бедняков, которые ютятся под заборами. Приятное будет зрелище, когда вас всех начнут выставлять на улицу!

– Не пора ли нам? – Эссекс великодушно пропустил эту тираду мимо ушей и предложил Кэтрин руку.

– Едемте, Мак-Грегор, – ласково сказала она.

В машине Кэтрин примолкла, и Мак-Грегор не мог понять, прижимается ли она нежно к его плечу или просто ей тесно сидеть.

– Вообще говоря, сегодня это очень некстати, – сказал Эссекс про свидание с Молотовым.

– Ну, ничего, – задушевным тоном утешила его Кэтрин.

У подъезда посольства они вдвоем помогли ей выйти из машины, и, ухватив их обоих под руки, она весело захохотала, словно в этом было нечто в высшей степени остроумное. Все еще смеясь, она повернула голову к Мак-Грегору. Тотчас же веселое выражение сбежало с ее лица; она страдальчески сдвинула брови и одними губами повторила опять те же слова: – Какой же вы глупый. Ох, какой глупый. – Потом она зашагала к дому, и ни тот, ни другой не решились идти за ней. Они стояли и смотрели ей вслед.

– Ну, Мак-Грегор, ваша песенка спета, – весело сказал Эссекс.

– Видимо, так, – сказал Мак-Грегор, но теперь он вовсе не был в этом уверен.

ГЛАВА

ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Разговор с Молотовым был кратким и определенным.

Эссекс выполнил свою задачу с блеском. Есть много способов преподнести подобное предложение, одинаково пригодных для данной ситуации. Вся сила тут в оттенках, а оттенками Эссекс владел мастерски. Он изложил свой план кратко, конкретно, внушительно и деловито. Он окружил будущую комиссию ореолом, благодаря которому она поистине выглядела квинтэссенцией доброй воли и здравого смысла. Все его доводы были так непогрешимо логичны, что, казалось, не согласиться с ним было бы нелепо.

Молотов, однако, не согласился.

– Если я вас правильно понял, – сказал Молотов, – вы предлагаете создать особую комиссию для определения законности демократического движения в Иранском Азербайджане, и всем нам согласовать свои дальнейшие действия с решениями или выводами этой комиссии. Так?

– Примерно так, – сказал Эссекс.

– Я считаю, что ни Англия, ни Советский Союз не вправе не только осуществлять, но даже обсуждать подобный план, – сказал Молотов, качая головой.

Эссекс внешне сохранил полнейшую невозмутимость.

– Я не совсем улавливаю ход вашей мысли, – сказал он.

– Мысль очень простая. – Молотов протянул к Эссексу обе руки. – Мы не имеем никакого права вмешиваться во внутренние дела Ирана. Факт оккупации еще не дает Советскому Союзу и Англии оснований навязывать свою волю иранскому народу.

– Я вижу, что спорить по этому поводу безнадежно, – сказал Эссекс. – Считаю нужным, однако, указать, что для нас комиссия явилась бы средством испытать добрую волю Советского Союза.

– Разве речь идет о нашей доброй воле, лорд Эссекс?

На мгновение вопрос повис в воздухе, но Эссекс уже понял, что весь его замысел провалился. И причиной провала, по мнению Эссекса, была невозможность внушить русским английскую точку зрения. Эссекс дал бой по всем правилам, но сейчас он уже утратил свой полемический пыл. Больше не приходили на ум ни новые мысли, ни новые аргументы.

– Чего, в сущности, добивается Англия? – неожиданно спросил Молотов.

– Комиссии по расследованию, – повторил Эссекс.

Молотов снова покачал головой. – Мы не считаем, что это могло бы привести к конкретным результатам.

– В таком случае, я не вижу смысла продолжать разговор, – сказал Эссекс с внезапной и злой решимостью. – Мы хотели мирно и разумно уладить вопрос путем непосредственной договоренности с Советским Союзом. Теперь ясно, что нам придется искать других путей, потому что мы не можем терпеть в Иране то неустойчивое положение, которое создалось сейчас. Я очень сожалею, что Советский Союз занял такую позицию в этом вопросе. Думаю, что в непродолжительном времени вам самим придется об этом пожалеть.