Дитя короля

Билык Диана

— Конечно, — разрешаю ей «подключиться» к сан’ю и потянуть эмоции.

Но девушка слегка передвигает звонкую черную нить и впивается магией в раненое плечо. Кровь сворачивается, рассыпаясь трухой, плоть сходится, не оставляя шрама, а боль уходит. Дар некромантов? Она залечила то, что другому лекарю не под силу. Как ялмезцы пятьсот лет назад могли таких ценных магов уничтожать? Несправедливо! Как же вытащить эмонес в наш мир? Но я понимаю, что это невозможно, она погибнет там.

— Вот теперь все, — говорит Римерия спокойно, и в ее тембре впервые пробивается ласка и признание. Оно неуловимо, но ощущается, и очень греет сердце. Любовь творит чудеса, раскрывает даже самые крепкие раковины, заставляет спрятанные внутри жемчужины сиять.

— Пора, — говорит Тимеран и только сейчас отпускает меня.

Пелена портала стоит перед глазами зеленым маревом, я делаю шаг, но навстречу вылетает Мун и сбивает меня с ног.

Глава 51. Дара

Когда пелена портала резко превращается в заснеженную вершину, и ветер поднимает волосы вверх, будто хочет выдернуть их с корнями, я разрываю магические путы короля, впиваюсь в шерсть Топаза и, потянув зверя на себя, кричу ему в огромное ухо:

— Назад! Вернись сейчас же! Мы его там не оставим!

— Слушаюсь, моя госпожа, — вдруг говорит рокочущим голосом кот и, нахохлившись, разворачивается к дрожащей пелене. Она напоминает огромное блюдце, что зависло в синем небе и закуталось в пене облаков.

— Что ты… — я чуть не слетаю со спины Муна от шока.

— Найчери понимают эльфы, госпожа, — кот говорит странно, гортанно мурчит и мяукает, но я не брежу, а, правда, понимаю его.

Руна языка, покалывая висок, быстро рассказывает мне, что стихия огня близка к природе, потому остроухим доступен еще один язык. Для меня уже четвертый. Только русский и английский мне вряд ли теперь пригодятся.

Последний дар раскрылся?

Срочно нужен учитель магии, а лучше четыре! Я должна уметь свои стихии использовать, хочу защищать семью и важных мне людей.

— Как думаешь, Вастенский лес чего боится? — нужно собраться, потому я переключаюсь на спасение Эмилиана.

— Огня, — мурлычет котяра, — но ты очень слаба, Дарайна, не сможешь противостоять его силе, — Топаз резко тормозит у границы портала, приходится сильнее вжаться в его спину. Мне кажется, что в плавленном зеркале отражаются черные ветви, и пляшет синий свет. — Я сам вернусь за королем, жди здесь. Если не вернемся до заката, стань драконом и улетай в замок — это на восток по побережью. Там ты будешь в безопасности. Вастенские горы не лучшее место для беременной девушки.

— Я с тобой, Мун… Топаз… пожалуйста, — крепко цепляюсь за длинную шерсть и, прижимаясь к мощной шее зверя, сдавливаю его гибкое тело ногами, чтобы не скинул.

— Нельзя рисковать ребенком, госпожа! — светлые кисточки на его ушах приподнимаются, а в глазах, что горят лазурью, я вижу короткие живые картинки: малыша с черными кудрями на руках у Эмилиана, а рядом себя — счастливую и беременную. Значит, это может быть, значит, все возможно, только бы спасти Эмилиана и поскорее научиться любить.

Спрыгиваю и хлопаю кота по спине.

— Верни его! Чего бы это не стоило! Верни моего короля!

И Топаз-Мун исчезает в пелене портала, как стрела, выпущенная из волшебного лука. Стигма в груди натягивается, будто моя пара в смертельной опасности, а зеркало перехода внезапно начинает закрываться, сужая кольцо и стягивая небесную синь в одну точку. Нет! Они успеют!

Меня пронзает болью. Знакомой, такой же как тогда, когда Эмилиан умирал от ран на постели. Кажется, что стигма сейчас вырвется по живому, и я не понимаю, как могу помочь, кроме как броситься вперед. Горячий воздух оттягивает меня по склону, валит на спину, разрушая шанс помочь. Живот скручивает болью, и малыш усиленно толкает меня в бок, отчего я замираю и стараюсь не шевелиться. Я должна думать о ребенке, для Эмилиана это важно, для меня это важно.

Лежу, сминая в кулаках холодный снег, смотрю в скручивающийся портал и тихо вою от того, что ничего не могу сделать. Это я во всем виновата! Если бы я не сломалась, если бы не улетела из замка — Эмилиан был бы сейчас рядом. Два месяца я могла бы узнавать его ближе, позволять ему любить себя, а меня переклинило на прошлом, на том человеке, что навечно оставил в моем сердце тьму.

Плача, переворачиваюсь, потому что в круг портала уже не войдет человек. Я потеряла своего короля, и это невыносимо тяжело осознавать. Мне он нужен. Как ниточка в ту жизнь, где я счастливая, беременна вторым ребенком, а наш первенец резвится на руках отца. Я хочу все это прожить! Я хочу это увидеть!

Резкий шум пробивается в остатки портала, и рядом со мной выпадает Эмилиан и еще кто-то в рваном кителе цвета морской волны. Парнишка, совсем юный.

Король отряхивается, приподнимается на локтях и сталкивается со мной взглядом. Тону в синеве его радужек, мне хочется, чтобы он всегда был рядом, необъяснимо, но я готова ему довериться. Он хочет встать, чтобы приблизиться, но паренек рядом взвывает и с криком бросается в портал, что стал размером с обручальное кольцо.

— Я ее там не оставлю! — кричит он, будто сумасшедший. — Ри! Ри-и-и-и!

— Тим, прекрати! — король хватает его за плечи и оттягивает назад, дожидается, пока в воздухе не схлопнуться остатки блуждающей магии. — Ей нельзя в наш мир. Она здесь погибнет! Эмонес заплатила стигмой за твой выход из леса! Возьми себя в руки, — сильнее встряхивает парня, и тот оседает на колени и начинает плакать. Горько и безнадежно.

— Эмилиан, — шепчу, приставая. — Где Мун? — сначала осторожно, а затем вскрикиваю: — Где Мун?!

Король поворачивается, роняет руки и покачивает головой. Волосы его растрепались, щеки в крови и саже.

— Он остался вместо меня. К сожалению.

Я понимаю, что жизнь Эмилиана ценнее, но так горько становится, безумно хочется заорать в небо. Что за мир такой жестокий?!

Глава 52. Эмилиан

Дарайна жива, цела. Я падаю перед ней на колени и прижимаю к себе. Утыкаюсь в угол плеча, прикусываю солоноватую плоть на границе с шеей, сминаю пальцами мягкие волосы, что пахнут мылом из лесного мха, целую и щекочу влажную от слез и прохладную от мороза кожу на щеке любимой, отчего она покрывается бусинками «мурашек». Шепчу: