Дитя короля
Шрифт:
Мун ведет себя агрессивно, рычит, скалится в пустоту, прижимает высокие уши. Его золотистая шерсть набирает темно-бронзовых оттенков, а глаза сияют яркой бирюзой. Он без моего сигнала ныряет в поле и, прячась за высокой травой, исчезает в долине, что спускается к морю.
Драконы принимают второй облик, массивные крылья хлопают над головой, а в воздухе появляется специфический запах сильной воздушной магии.
Мы с Тимераном седлаем ящеров и стремительно летим за котом. Он знает, где искать невесту. Мун нашел ее в другом мире — отыскал через пространство в миллионы световых лет, если параллельные реальности вообще можно измерить в расстоянии.
Несколько часов полета по берегу моря, затем путь уводит нас к западу. Мун немного замедляется, петляет между кустами ежевики. Черно-фиолетовые ягоды лоснятся на солнце, как редкие камни турмалина, а дикие лозы, кажется, шевелятся и хотят схватить кота за лапу, но он быстрее: перепрыгивает на камни и снова ускоряется на ровном участке. Мун безумно хочет найти Дарайну, и никакие приказы остановиться на него не подействуют. Он или найдет ее, или продолжит искать.
Сердце сильней забивается в агонии, когда на горизонте через пять-шесть часов полета и петляний кота появляется Вастенский лес.
Нет… Только не туда.
Великие Стихии, за что?!
У опушки мой дракон снижается, а затем и вовсе останавливается. Я отстегиваю ремни, что давили в полете грудь до острой боли, и спрыгиваю на землю. Лекарь не отстает, тоже спешивается, и молодые драконы, будто по команде, принимают человеческий облик. От хлопка больших крыльев черные птицы срываются с ветвей крайних огромных деревьев и исчезают в глубине леса, что поглощает любые звуки и дневной свет.
Мун рычит, рвет когтями землю, мотает головой, но в темноту и сплетение черноты не идет: припадает на передние лапы, выставляет зад, будто напасть хочет на явную опасность, бьет мощным хвостом по земле и поднимает в воздух клубы едкой пыли. Даже фамильяр понимает, что нельзя нам дальше.
Да потому что это путь в один конец. Никто не выйдет из Вастенского леса, не потеряв что-то важное. Он всегда берет что-то в откуп. И, чтобы идти дальше, нужно дать согласие на жертву.
Тимеран мрачнеет, но не показывает, что боится, хотя поджатые губы и бледный цвет лица о многом говорят. Парень проводит широкой ладонью по светлым волосам, что завязаны в тугой хвост на затылке, застегивает китель мемфрийского воина до самого горла, проверяет ремешки на походной сумке, что висит у него через плечо, только потом смотрит мне в глаза. И я понимаю, что не могу поступить иначе.
Поправляя амуницию, проверяю оружие, руны телепорта на кожаном шнурке, мельком смотрю не рассыпалась ли защита «синего паука» на шее, а потом приказываю:
— Возвращайтесь в замок. Дальше я сам.
Тимеран ошарашенно переглядывается с драконами, а потом выступает вперед, наклоняет передо мной голову и проговаривает с дрожью в голосе:
— Мы пойдем с тобой, асман.
— Это слишком опасно, — я отмахиваюсь и ступаю под тень деревьев. — Приказываю вам возвращаться.
Не люблю жертвовать людьми, тем более, когда они еще совсем юные и не пожили свое. А Вастенский лес беспощаден, ему все равно, кто ты, и что у тебя за душой — он питается потерями. Да, черный лес, как любой другой организм или живое существо, хочет жить, и это его хлеб. Пощады не будет.
Подданные не могут ослушаться короля, потому под свод черных крон мы входим с Муном одни. Он тихо рычит, скаля зубы, а я сильнее сдавливаю рукоять меча, потому что готов драться до конца.
Глава 46. Эмилиан
Ветви Вастенского леса с тихим шорохом сходятся за спиной в сплошную стену. На нас опускается могильная темень. Только возле фамильяра распространяется слабое бирюзовое свечение, которое гаснет, стоит коту прикрыть глаза.
Достаю одну марунью из сумки и приказываю ей лететь впереди нас. Золотой огонек вспыхивает и осторожно продвигается вверх, но, коснувшись черных живых лоз, тут же рассыпается пыльцой и влипает черными кляксами в кору одного из высоких деревьев. Злое место, не терпит оно светлую магию. Ученые заикались, что именно здесь рождается некромантия, но доказательств нет, потому что темных магов на Ялмезе давно истребили — еще во времена войн между расами. Нельзя шутить со смертью и Темным Измерением, может погибнуть планета.
Мун резко прижимается к земле, лапой отмахивается от лианы, что пытается подползти ближе и цапнуть его за бок, и рассекает ее на черные хлопья. Бирюзовый камень на его шее взрывается вспышкой и, разогнав мраки, широким лучом освещает узкую тропинку. Она в двух-трех шагах упирается в сплошную стену из антрацитовых ветвей, над головой, будто паутина, свисают-сплетаются мертвые, но ожившие растения.
Стоит нам сделать шаг, как черная ловушка перемещается и понемногу пропускает нас дальше. Пропускает или ведет туда, откуда нам не выбраться?
Я вытаскиваю еще одну марунью, но в этот раз приказываю ей сесть на плечо и держаться позади. Мне нужно видеть, что происходит за спиной.
Идем долго. Я успеваю несколько раз потерять веру в спасение и снова воспрять духом, потому что, пока жив — надежда не умирает. Секунды проносятся в голове активными ударами пульса, дыхание тяжелое, будто в легкие входит не воздух, а смола. Кажется, что время в лесу течет по другим законам: замедляется или ускоряется, скачет мимо, пролистывая дни, а потом застывает… превращаясь в бесконечность. Никто не изучал это место, потому что отсюда мало кто выбирался живым. Если и встречались такие везунчики — обычно они сходили с ума.
На уроках Тис-Менской академии нам говорили, что Вастенский лес — запретная неизученная территория, и, если мы не хотим потерять что-то важное, а самое важное — это жизнь, лучше к нему не приближаться. Потому черное пятно на карте Мэмфриса считалось третьей по опасности зоне на Ялмезе. Первая — это Темное Измерение, вторая — Мертвая Пустошь. Есть еще с десяток, но они чепуха в сравнении с первыми тремя.
Став королем, я добавил дозорных по периметру Вастенского района, чтобы простые жители не тянулись на зов магического леса, но люди все равно пропадали без вести, особенно пустые люди — не маги — самая легкая добыча.
Первые голоса кажутся мне шепотом ветвей, но, чем глубже я продвигаюсь, тем отчетливей слышу:
«Отдай свое сердце. Отдай свою любовь. Отдай самое ценное, и мы выведем тебя на свет».
Я стискиваю зубы и плетусь дальше.
Никому я ничего не отдам!
Мун устал, напряжен и сосредоточен, переступает с лапы на лапу точно, выверено, постоянно рычит и скалится в темноту, но продолжает упорно идти рядом. Мы с ним — отличная команда, хотя и понимаю, что возможно наш путь на этом оборвется. И фамильяр понимает, чувствует мои обреченные эмоции, потому и ведет себя настороженно и вертит головой, прижимает уши, шипит во мрак, скалится и размахивает лапами, сбивая иллюзорную опасность.